Плач к небесам - Райс Энн

– Но есть и еще кое-что, – продолжал Гвидо. – Особый огонь. Этот особый огонь горел бы в тебе, даже если бы ты был оскоплен в шесть лет, как я. Но с тобой это случилось позже…

Тонио напрягся, почувствовав, как эти слова неприятно задели его.

Но Гвидо протянул руку и погладил его, успокаивая.

– Ты вырос, собираясь думать, двигаться и действовать как мужчина, – сказал он. – А это тоже добавляет тебе особую силу. В тебе нет мягкости, присущей многим евнухам. В тебе нет свойственной им… бесполости.

Гвидо замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Но конечно, – сказал он медленно, словно рассуждая сам с собой, – встречаются и рано оскопленные евнухи, которым тоже присуща эта сила.

– Но это может измениться, – прошептал Тонио. Он сидел, словно окаменев, и на лице застыла холодная улыбка, которая в прежние времена всегда появлялась у него в такие моменты. Но голос его оставался ровным, спокойным. – Когда я гляжу в зеркало, я уже вижу перед собой Доменико.

«Да, Доменико, – подумал он. – И моего старого двойника в Венеции, хозяина Дома Трески, улыбающегося из-за спины, видя, какими разными стали мы, когда выросли».

Он почувствовал себя легким и воздушным, каким-то безымянным существом, несмотря на все имена, которыми его когда-то называли, словно только что вылупившимся из скорлупы, – того мальчика, которым он раньше был.

– Да, – говорил между тем Гвидо, – ты будешь во многом напоминать Доменико.

Тонио не мог скрыть страх и неприязнь, и Гвидо, почувствовав это, коснулся его руки. Но образ Карло уже не выходил у Тонио из головы – смутное воспоминание о том, как он прижался щекой к грубому, колючему подбородку и услышал вздох, хрипловатый, сдавленный, несущий печаль, усталость и неизбежную, Богом данную силу мужчины.

– Доменико был красивым, – проворчал Гвидо. – Хотя и мужская сила в нем тоже была.

– В Доменико? – удивился Тонио. – Мужская сила? Да он был просто Цирцеей!^[33]

Сказав это, он подумал, что никогда не забудет ласк Доменико, и ему даже теперь стало стыдно за ту прежнюю страсть.

И опять перед ним замаячил образ Карло. Ему казалось, что Карло вошел в эту комнату и нарушил их с Гвидо уединение, которым он так дорожил. Ему казалось, что он слышит смех Карло, разносящийся по всем коридорам. Он посмотрел на маэстро, и к сердцу его прихлынула любовь, а глянув вниз, он увидел, что Гвидо все еще гладит его. Доменико. Сила. И Гвидо тоже смеялся, ласково смеялся.

– Может, Доменико и был Цирцеей в постели, – говорил Гвидо. – К несчастью, я вынужден принимать на веру твои слова. Но когда Доменико пел, в нем чувствовалась другая сила, и его красота способствовала ей не меньше, чем голос. Даже одевшись и причесавшись как женщина, он был стальным и сильным, и остальные его боялись. О, тебе стоило посмотреть на лица мужчин и женщин, слушавших его пение. И дело не в волосах на груди и не в позе, а в этой силе. Это идет изнутри, и Доменико обладал этим. Доменико не боялся ни Бога, ни черта. А ты, мой малыш, еще даже не начал понимать, каким может оказаться кастрат.

– Я хочу понять, – прошептал Тонио. – Но я никогда не видел Доменико таким. Я видел в нем сильфа, а временами, может быть, даже ангела. – Тонио помолчал. – А может быть, только евнуха! – признался он.

Но это нисколько не обидело Гвидо.

Казалось, маэстро о чем-то задумался.

– Евнуха! – прошептал он. – Так ты видел в нем только то, чем суждено стать тебе. А он видел в тебе свой собственный тип красоты и силы. Он всегда общался с теми, кто был похож на него. Но последние два года он очень страдал от одиночества…

– От одиночества? – удивился Тонио.

Он никогда не забудет, как обидел Доменико, хотя сам мальчик, должно быть, уже забыл об этом.

– Да, он был очень одиноким, – подтвердил Гвидо. – Потому что был лучше любого, кто окружал его, а это худший сорт одиночества. Куда бы он ни посмотрел, везде видел зависть и страх. А потом появился ты, и он полюбил тебя. Вот почему Лоренцо издевался над тобой. Ведь Лоренцо любил Доменико, а тот не обращал на него внимания.

Тонио совсем пал духом. Он смотрел на карты, лежавшие перед ним, и ему казалось, что и король, и дама смотрят на него злыми глазами. Глаза у дамы были по-византийски слегка раскосыми, а волосы черными. И конечно, это была дама пик.

– Но не волнуйся по поводу Доменико, – успокоил его Гвидо. – Если ты и оскорбил его, как ты говоришь, то это значит лишь, что ты преподнес ему необычайно ценный урок. Потому что только своей элегантностью ты напоминаешь этого мальчика. У тебя такая же тонкая кость и такие же волосы, которые очень нравятся женщинам. Но в целом ты крупнее его. Ты вырастешь гораздо более высоким, а черты твоего лица… Они… совершенно необыкновенные, потому что они… – Здесь Гвидо замялся, не сводя глаз с Тонио и шевеля губами. – Они мало отличаются от тех, что характерны для большинства мужчин. Стоя на сцене, ты будешь ослеплять, как источник света. Все окажутся просто незаметны рядом с тобой, даже Доменико, твоя хрупкая тень, случись ему оказаться рядом.