Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

— Это неважно, — промурлыкала Фульвия, когда Антоний пришел к ней с жалобами. — Женись на мне, и ты сможешь пользоваться моим состоянием, дорогой Антоний. Теперь ты разведен, никаких препятствий нет. Женись на мне!

— Я не хочу быть обязанным женщине! — огрызнулся Антоний.

— Чепуха! — прожурчала она. — А две твои жены?

— Мне их навязали, а тебя — нет. Но Цезарь наконец назначил даты своих триумфов, и я получу мою долю галльских трофеев. Меньше чем через месяц. Тогда я женюсь на тебе.

Лицо его исказила ненависть.

— Столько кампаний! Сначала в Галлии — против всех галльских племен, потом в Египте — против царя Птолемея и царевны Арсинои, потом в Малой Азии — против царя Фарнака и затем в Африке — против царя Юбы! Словно и не было гражданской войны и Цезарь никогда не слышал слова «республиканцы»! Нет, какой фарс! Я готов убить его! Он назначил меня своим заместителем и тем самым лишил выплат за Египет, за Малую Азию и за Африку. Я должен был торчать в Италии, вместо того чтобы с выгодой воевать! А меня поблагодарили? Нет! Он просто плюет на меня!

Вбежала возбужденная нянька.

— Госпожа, госпожа, маленький Курион упал и ушиб голову!

Фульвия ахнула, вскинула руки и выбежала, причитая:

— Ох уж этот ребенок! Он сведет меня в могилу!

Три человека были свидетелями этой довольно неромантичной интермедии: Попликола, Котила и Луций Тиллий Кимбр.

Кимбр вошел в сенат как квестор за год до того, как Цезарь перешел Рубикон, и активно там его поддерживал. В отличие от Антония он надеялся получить долю азиатских и африканских трофеев, но они были ничем по сравнению с выплатами за Галлию. Его пороки дорого ему стоили, его многолетняя дружба с Попликолой и Котилой весьма укрепилась с тех пор, как Антоний возвратился в Италию после Фарсала. С их помощью он очень коротко сошелся и с ним. Чего он не понимал до разыгравшейся сцены, так это глубины ненависти Антония к Цезарю. Да, он, похоже, вполне способен убить!

— Антоний, разве ты не говорил, что обязательно будешь наследником Цезаря? — как бы между прочим поинтересовался Попликола.

— К чему ты спрашиваешь? Я говорю это уже несколько лет.

— Я думаю, Попликола пытается таким способом свести наш разговор к этой теме, — спокойно объяснил Котила. — Ты ведь наследник Цезаря, так?

— Я должен им быть, — просто ответил Антоний. — А кто же?

— Тогда, если ты не хочешь зависеть от Фульвии из любви к ней, почему бы тебе не поискать денег где-то еще? По сравнению с Цезарем Фульвия нищая, — сказал Котила.

Антоний остановился, глаза его налились кровью. Он посмотрел на Котилу.

— Я правильно тебя понял, Котила?

Кимбр спокойно отошел в сторону, чтобы дать им договориться.

— Мы все правильно поняли, — сказал Попликола. — Все, что тебе нужно сделать, чтобы навсегда избавиться от долгов, — это убить Цезаря.

— Квириты, блестящая идея! — Антоний вскинул сжатые кулаки. — И легко осуществимая.

— Кто из нас? — спросил, вновь приблизившись, Кимбр.

— Я сам это сделаю. Я знаю его привычки, — сказал Антоний. — Он работает до восьми, потом ложится и спит четыре часа как убитый. Я смогу перелезть через стену его личного перистиля, проделать все и уйти прежде, чем кто-нибудь узнает, что я там был. Часов в десять ночи. Если будет расследование, мы, все четверо, скажем, что сидели в таверне старого Мурция на Новой улице.

— Когда ты это сделаешь? — спросил Кимбр.

— Сегодня, — весело ответил Антоний. — Пока у меня есть настроение.

— Но он ведь твой близкий родственник, — напомнил Попликола.

Антоний рассмеялся.

— Кто бы говорил, Луций! Ты сам пытался убить собственного отца!

Раздался общий хохот. Когда Фульвия возвратилась, она нашла Антония в отличнейшем настроении.

Далеко за полночь Антоний, Попликола, Котила и Кимбр, пошатываясь, ввалились в таверну старого Мурция и заняли столик в глубине зала под тем предлогом, что там ближе к окну, на случай если кого-нибудь начнет выворачивать. Когда звонок ночного сторожа на Форуме возвестил десятый час ночи, Антоний выскользнул через это окно, а Котила, Кимбр и Попликола сгрудились вокруг стола, продолжая шумную пьяную болтовню, словно их по-прежнему было четверо, а не трое.

Они полагали, что отсутствовать он будет совсем недолго, поскольку Новая улица шла по уступу высотой в тридцать футов. Антонию нужно было только добежать до лестницы Ювелиров, а потом спуститься по ней к Жемчужному портику и тыльной стороне Общественного дома.