Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

Ахи, охи зевак, сбегающихся к ростре.

Децим Туруллий, новый квестор, вышел вперед, тоже преклонил колено и преподнес табличку о переименовании шестого месяца года.

Цецилий Метелл преподнес табличку об утверждении Юлиевой новой трибы.

Цецилий Вициолан преподнес табличку об основании Юлиевой коллегии жрецов бога Луперка.

Марк Рубрий Руга преподнес табличку о введении культа Милосердия Цезаря.

Кассий Парм преподнес табличку о золотом курульном кресле и венке.

Петроний преподнес табличку о статуе из слоновой кости для парада богов.

В течение всей этой сцены, на глазах у быстро разраставшейся толпы, Цезарь сидел словно высеченный из камня, настолько ошеломленный, что не мог ни двинуться, ни что-то сказать. Только губы его подергивались. Наконец, когда все шесть табличек были преподнесены и группа встала вокруг него в ожидании, сияя от гордости за свою ловкость, Цезарь закрыл рот. Сколько он ни пытался, он не сумел подняться, чувствуя слабость и головокружение — симптомы своей болезни.

— Я не могу это принять, — сказал он. — Такие почести не оказываются человеку. Уберите все, расплавьте и верните металл туда, откуда он взят, — в казну.

Члены делегации возмутились.

— Ты оскорбляешь нас! — крикнул Туруллий.

Не обращая на него внимания, Цезарь повернулся к Антонию, который тоже разыгрывал возмущение.

— Марк Антоний, ты-то уж должен бы что-нибудь понимать. Как консул с фасциями, я созываю сенат через час в курии Гостилия.

Он кивнул своему рабу, который уже приготовил сироп, взял кубок и осушил его. Он был на волосок от приступа.

Новая курия Гостилия внутри имела менее претенциозный вид, чем курия Помпея на Марсовом поле, но оформлена она была с исключительным вкусом, как отметил заглянувший туда Цицерон, невольно пожалевший, что его никогда там не будет. Ярусы и курульное возвышение из простого белого мрамора, оштукатуренные стены покрашены белой краской.

На них несколько декоративных простых завитушек, под ними черно-белый мозаичный мраморный пол. Вверху стропила из окоренного кедра, крыша покрыта терракотовой черепицей, которую видно и снизу. Это была точная копия старой курии Гостилия, только без возрастных изменений, поэтому прежнее название как нельзя лучше к ней подходило, и никто против него не возражал.

Конечно, за час все сенаторы не смогли прийти на собрание, но когда Цезарь следом за двадцатью четырьмя ликторами вошел в курию, ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что кворум есть. Поскольку это был день судебных слушаний, присутствовали все преторы, большинство плебейских трибунов, несколько квесторов, кроме Туруллия, этого жалкого червяка. Плюс две сотни заднеекамеечников, Долабелла, Кальвин, Лепид, Луций Цезарь, Торкват и Пизон. Было ясно, что слух о его несогласии принять серебряные таблички уже разнесся, ибо глухой гул голосов при его появлении только усилился, вместо того чтобы стихнуть. «Я действительно старею, — подумал он, — меня все это даже не раздражает, я очень устал. Они измотали меня».

Он увидел нового понтифика Брута, попросил его прочесть молитвы, а нового авгура Кассия — определить знаки. Потом подошел к краю курульного возвышения и какое-то время стоял, пока палата аплодировала ему. Затем раздались аплодисменты в честь трех сенаторов, бывших центурионов, тоже награжденных corona civica. Когда все стихло, Цезарь заговорил:

— Уважаемые младший консул, консуляры, преторы, эдилы, плебейские трибуны и почтенные отцы сената. Я собрал вас, чтобы сказать, что вы должны прекратить осыпать меня почестями. Вполне допускается, чтобы диктатору Рима были оказаны некоторые почести, но только те, которые оказываются человеку. Человеку! Обычному члену человеческого рода, не царю и не богу. Сегодня некоторые из вас оказали мне почести, которые посягают на наш mos maiorum, и способ, которым это было сделано, я считаю чрезвычайно неприятным. Наши законы увековечиваются на бронзе, не на серебре. Их тексты следует наносить только на бронзу. А мне поднесли серебряные таблицы, да еще с золотыми надписями на них. Эти два драгоценных металла следует применять с большей пользой. Я приказал расплавить таблицы, а металл возвратить в казну.

Он замолчал, взгляд его встретился со взглядом Луция Цезаря. Луций еле заметно указал головой в сторону Антония, который сидел на возвышении позади Цезаря. Цезарь кивнул: «Да, я понял тебя».