Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

Тот, кого в детстве считали весьма одаренным ребенком, получил приглашение отобедать на вилле Филиппа вместе с Бальбом-старшим, Гиртием, Пансой.

— Я надеюсь, что вы четверо поможете Атии и мне убедить Гая Октавия отказаться от наследства, — сказал за обедом Филипп.

Октавиан промолчал, хотя ему очень хотелось поправить отчима. Его зовут Цезарь, но еще не пришло его время. И он продолжал скромно возлежать на lectus imus, предназначенном для самых младших, молча ел рыбу, мясо, яйца и сыр, терпеливо ожидая, когда к нему обратятся. Конечно, к нему обратились. К наследнику Цезаря не обратиться нельзя.

— Ты определенно не должен принимать наследство, — сказал Бальб. — Это слишком рискованно.

— Я согласен, — кивнул Панса.

— И я тоже, — добавил Гиртий.

— Послушай этих уважаемых людей, маленький Гай, — попросила Атия. Она единственная сидела на стуле. — Пожалуйста, послушай.

— Чепуха, Атия, — хихикнул Цицерон. — Мы можем говорить что угодно, но Гай Октавий не передумает. Ты ведь намерен принять наследство, правильно?

— Правильно, — спокойно подтвердил Октавиан.

Атия встала и ушла со слезами на глазах.

— Антоний жаждет прибрать к рукам огромную клиентуру Цезаря, — прошепелявил Бальб. — Она перешла бы к нему автоматически, если бы его назвали наследником, но молодой Октавий… э-э… все усложнил. Хотя Антоний должен бы принести жертву Фортуне в благодарность за то, что Цезарь не сделал своим наследником Децима Брута.

— Это правда, — подтвердил Панса. — К тому времени, когда ты станешь достаточно взрослым, чтобы противостоять Антонию, мой дорогой Октавий, он уже пойдет под гору, так сказать.

— Собственно, я удивлен, что Антоний еще не поздравил своего молодого кузена, — заметил Цицерон, запустив руку в гору устриц, которых еще утром ласкали теплые воды Байи.

— Он занят распределением солдатских наделов, — объяснил Гиртий. — Наш Антоний слишком нетерпелив, он не умеет ждать. Он решил издать закон, обязывающий землевладельцев, не желающих отделять хоть что-либо ветеранам, все же отдавать им участки. С небольшой финансовой компенсацией или вовсе без таковой.

— Цезарь так не поступал, — хмуро заметил Панса.

— О, что там Цезарь! — отмахнулся Цицерон. — Мир изменился, Панса, и Цезаря в нем уже нет, хвала всем богам! Думается, большую часть серебра из казны Цезарь взял на войну с парфянами, а золото Антоний тронуть не может. Это не те деньги, которые дозволяется тратить на компенсации в соответствии с указами Цезаря. Следовательно, меры Антония должны быть драконовскими, в этом вся суть.

— А почему Антоний не возьмет серебро Цезаря? — спросил Октавиан.

Бальб хихикнул.

— Он, вероятно, не помнит о нем.

— Тогда кто-то должен напомнить ему, — сказал Октавиан.

— Трибуны вскоре должны прибыть из провинций, — заметил Гиртий. — Я знаю, Цезарь планировал использовать их, чтобы продолжить закупки земли. Не забывайте, он наложил огромные штрафы на республиканские города. Очередной взнос уже, вероятно, в Брундизии.

— Не забивай себе голову тем, где Антоний отыщет деньги, — назидательно проговорил Цицерон. — Займись лучше риторикой, юный Октавий. Вот прямой путь к консульству.

Октавиан улыбнулся ему, продолжая есть.

— По крайней мере, мы шестеро можем утешиться тем, что никто из нас не имеет земли между Теаном и рекой Волтурн, — сказал Гиртий, не раз поражавший присутствующих удивительной осведомленностью и даром провидения во многих вопросах. — Думаю, Антоний отбирает земли именно там. Но только латифундии, не виноградники. Земля, однако, меньше всего занимает его. В июньские календы он намерен просить палату заменить ему Македонию на две Галлии. Италийскую и Дальнюю, за исключением Нарбонской Галлии, поскольку Лепид продолжит управлять ею в следующем году. Кажется, Поллион в Дальней Испании тоже останется на второй срок, а Планку и Дециму Бруту этого не позволят. — Видя, что все с ужасом уставились на него, Гиртий решил сообщить худшее: — Он также будет просить палату сохранить за ним те шесть боевых легионов, что находятся сейчас в Македонии, с незамедлительной их переправкой в Италию.

— Это значит, что Антоний не доверяет ни Бруту, ни Кассию, — медленно проговорил Филипп. — Я признаю, что они, устранив Цезаря, оказали Риму и Италии огромнейшую услугу и что италийское сообщество может их поддержать, но на месте Антония я больше боялся бы Децима Брута.