Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

Октавия радовалась соседству брата и тому, что ее чувство к нему было взаимным. Она родилась на три года раньше, чем он, с прекрасным здоровьем. Гай, как прелестная кукла, всюду ходил за сестрой, глядя на нее с восторгом и задавая бесчисленные вопросы. Она часто прятала мальчика у себя, когда опека матери становилась невыносимой, и всегда видела в нем то, что Рим и семья начинали прозревать только сейчас: силу, решительность, блеск, неискоренимое чувство собственной избранности. По ее мнению, все эти качества Гай унаследовал от Юлиев, а хитрость, бережливость, практичность получил от отца, типичного представителя безупречного латинского рода. «Как он спокоен! Мой брат будет править миром».

Валерия Мессала веселилась, потому что внезапно ее жизнь стала совсем другой. Сестра авгура Мессалы Руфа, она была женой Квинта Педия уже тридцать лет, родила ему двух сыновей и дочь. Старший сын совсем взрослый, младший — в возрасте контубернала, дочери шестнадцать лет. Вся красота Валерии заключалась в копне рыжих волос, ну и в глазах цвета болотной зелени. Ее брак с Квинтом Педием был частью сети политических связей Цезаря. Патрицианка из более знатной семьи, чем кампанийские Педий, хотя и не могущая тягаться с Юлиями, она сразу же поняла, что они с Квинтом очень подходят друг другу. Если что и беспокоило Валерию Мессалу, так это абсолютная преданность ее мужа Цезарю, который, впрочем, не продвигал его наверх так быстро, как бы ей хотелось. Однако теперь, когда он стал младшим консулом, все ее чаяния сбылись. Сыновья стали выходцами из консульских семей с обеих сторон, а дочери, Педии Мессалине, уготована воистину великолепная партия.

Не обращая внимания на занятых беседой мужчин, женщины болтали о детях. Октавия в прошлом году родила девочку, Клавдию Марцеллу, и снова была беременна. На этот раз она надеялась родить сына.

Ее муж, Гай Клавдий Марцелл-младший, оказался в необычном положении для человека, чья семья яростно нападала на Цезаря. Он сумел реабилитироваться и сохранить свое огромное состояние, женившись на Октавии, которую к тому же страстно любил. Ничего удивительного, ведь ее невозможно не любить. Но кто бы мог подумать, что маленький брат его жены будет старшим консулом в девятнадцать лет? И куда это все приведет? Каким-то образом, думал он, к головокружительным высотам. Октавиан излучал успех, хотя и не так ярко, как его двоюродный дед.

— Вы думаете, — спросил Марцелл-младший Октавиана и Педия, — что пора обвинить освободителей?

Он поймал гневный взгляд Октавиана и поспешил исправиться:

— Конечно, я имею в виду убийц. Но почти все в Риме называют их освободителями… безусловно, неискренне, иронично. Однако, продолжая начатое, Цезарь Октавиан, ты должен бы сначала решить вопрос с Марком Антонием и западными губернаторами. Вот чем можно занять сейчас суды, давно пребывающие в безделье.

— Из того, что я слышал, — сказал Филипп, приходя на помощь Марцеллу, — Ватиний в Иллирии не собирается сражаться с Марком Брутом. Он возвращается домой. Это усиливает положение Брута. Потом, есть еще Кассий в Сирии, вторая угроза спокойствию. Зачем судить убийц и осложнять ситуацию? Если Брута и Кассия объявят виновными, то, поставленные вне закона, они не смогут вернуться домой. Это может вызвать у них желание развязать войну, а Риму еще одна война не нужна. Достаточно войны с Антонием и западными губернаторами.

Квинт Педий слушал, но в разговор не вмешивался. К своему несчастью, он и так постоянно впутывался в дела Юлиев, что было ему ненавистно. Характером в отца, сельского землевладельца, но будучи сыном старшей сестры Цезаря, он всего лишь хотел спокойно жить в своих просторных поместьях. Ну зачем ему консульство? Он посмотрел на свою жену, такую оживленную, радостную, и вздохнул с кривой усмешкой. Патриции всегда остаются патрициями. Валерии нравится быть женой консула, это многого не дает, зато у нее появилось право отмечать в своем доме праздник Bona Dea.

— Убийц надо судить, — сказал Октавиан. — Плохо то, что их не осудили на другой же день после убийства. Если бы это было сделано, нынешняя ситуация никогда не возникла бы. Это Цицерон и его сенат ответственны за легализацию положения Брута и Кассия, но это Антоний и его сенат их не обвинили.

— О чем я и говорю, — сказал Марцелл-младший. — Если их не обвинили сразу же после убийства и даже объявили амнистию… что скажет народ?