День гнева - Перес-Реверте Артуро

— Картечью! Картечью сади, от нее самый урон!.. Только ствол остуди, не то порох взорвется… Вот так! Теперь подай пальник!

Горожане, ободренные отвагой этих во всех смыслах слова лихих людей, подтягиваются, присоединяются к ним и занимают позицию на северо-западной оконечности площади. Среди прочих здесь астурийиы: Доминго Хирон, 36 лет, женат, угольщик с улицы Бордадерос, и Томас Гуэрво Техеро, 21 года, лакей в доме французского посланника Лафоре. Отогнанные новой атакой с улицы Постас и рассеявшиеся было, вливаются в отряд мурсиец Фелипе Гарсия Санчес, 42 лет, рядовой 3-й инвалидной роты, сын его, сапожник по роду занятий, Пабло Поликарпо Гарсия Велес, пекарь Антонио Маседа, шорник Мануэль Ремон Ласаро и Франсиско Кальдерон, 50 лет, христарадничающий на паперти собора Сан-Фелипе.

— Ну а что ж там наши вояки-то? Выйдут подсобить? Или чего? Бросят нас одних корячиться?

— Выйдут они, как же! Держи карман… Никого, кроме лягушатников.

— Однако на площади Себада я самолично видел валлонских гвардейцев…

— Дезертиры, ясное дело. Их расстреляют, когда схватят или когда в казармы вернутся.

Постепенно на этом углу площади набираются довольно значительные силы, которые, хоть и плохо организованы и еще хуже вооружены, заставляют французов, надвигающихся от Гвадалахарских ворот, отступить к зданию кортесов. Одушевленные этим арестанты решаются, перебегая из подворотни к подворотне, погнаться за теми, кто прикрывает отход, сцепиться с ними в рукопашных схватках — навахи против штыков — в треугольнике между Платерией, Сан-Мигельским валом и площадью того же названия. Другие, пользуясь этой заминкой и тем, что часть Калье-Майор очистилась от французов, успевают отнести раненых на соседнюю улицу Сантьяго, в аптеку дона Мариано Переса Сандино, которую он держит открытой с той минуты, как в городе завязались бои. Среди получивших там должное лечение — Мануэль Кальво дель Местре, служащий в архиве военного министерства и ветеран руссильонской кампании: ему пуля, хоть и на излете, зацепила довольно сильно щеку. Вскоре туда же приходит шорник Рамон, которому французская сабля стесала пальцы на одной руке, и Томас Гуэрво — этот кричит от боли и придерживает вываливающиеся из вспоротого нутра кишки. По выражению приведшего его заключенного Франсиско Хавьера Сайона, парень похож на лошадь пикадора, после того как бык подденет ее на рога.

* * *

— Прекратить огонь! Патроны не трать!

Люди из отряда Хосе Вильямильи, содержателя остерии с площади Матуте, залегшие на углу Сан-Хосе и Сан-Бернардо, полуоглохшие от беспрестанной пальбы, с воспаленными от дыма глазами, почерневшие от пороховой копоти, продолжают заряжать, целиться и стрелять. Они по собственному почину раньше времени выбрались наружу из монастырского сада и теперь садят вслепую, попусту переводя заряды. Французы — двадцать солдат и офицер, — приближавшиеся к Монтелеону, только что исчезли, откатившись вниз по улице и оставив на мостовой возле церкви Виситасьон двоих убитых. Еще один раненый тащится на четвереньках к фонтану Маталобос. Вильямилье удается наконец заставить своих товарищей прекратить огонь. Они поднимаются, одурело оглядывая друг друга, озираясь по сторонам. После первых выстрелов они выскочили из-под деревьев монастырского сада, нарушив тем самым приказ капитана Веларде, велевшего сидеть и не высовываться. Настоящий бой длился не больше минуты, но вошедшие в раж добровольцы еще долго и азартно палят французам вслед и, не останови их солдаты, готовы ринуться за отступающими вдогонку по Сан-Бернардо.

— Беги, беги, мразь французская!

— Снеси поклон Бонапарту!

— А-а, сволочь трусливая! Не любишь, когда против шерсти!

Приоткрываются ворога, выпуская из парка капитана Даоиса, который в сильном гневе большими прыжками подскакивает к Вильямилю и его людям. Он выбежал без шляпы и при своем росточке, несмотря на эполеты, синий мундир, саблю и высокие сапоги, не сильно бы устрашил добровольцев, если бы не решительность, сквозящая во всем его облике, и не яростный взгляд, пронзающий ослушников.

— Еще раз нарушите приказ — всех выгоню вон! Слышите?! Или будете соблюдать дисциплину, или убирайтесь отсюда по домам!

Вильямиль пытается робко оправдываться: они, мол, хотели только помочь… как увидали французов, подумали, что надо бы присоединиться к тем, кто открыл по врагу огонь…