Падение титана, или Октябрьский конь - Маккалоу Колин

— Ты еще молод, — тихо сказал Статилл, хорошо зная, как разочаровал Катона провал на выборах четырехлетней давности. — Когда восстановится настоящее правительство Рима, ты станешь старшим консулом, выбранным всеми центуриями.

— Как получится. А сначала надо добраться до Африки.

Дни ползли медленно, флот так же медленно полз на юго-восток, главным образом на веслах. Хотя огромный парус, развернутый над каждым транспортом, периодически надувался, это мало помогало. Поникший парус заставлял еще больше налегать на весла, поэтому паруса убрали в ожидании дня, когда подует настоящий ветер.

Чтобы держать себя в форме, Катон регулярно садился на весло. Подобно торговым кораблям, транспорты имели лишь одну гребную скамью, по пятнадцать гребцов с каждого борта. Все суда были с палубами, а это означало, что гребцы сидели в самом корпусе, выносные уключины располагались намного выше воды, и грести было легко и не душно. Военные корабли — совсем другое дело. У них было несколько скамей, от двух до пяти гребцов на каждое весло, причем нижние помещались так близко к воде, что уключины приходилось закрывать кожаными клапанами от волн и от брызг. Военные галеры не предназначались для перевозки каких-либо грузов и в перерывах между сражениями никогда не были на плаву. За ними тщательно ухаживали, большую часть своей двадцатилетней службы они проводили на берегу, в укрытии. Когда Гней Помпей снялся с Коркиры, он оставил жителям острова сотни эллингов — топливо!

Поскольку Катон считал, что бескорыстный тяжелый труд — отличительный признак хорошего человека, он работал с энтузиазмом и воодушевлял остальных гребцов. Известие, что командир участвует в гребле, каким-то образом облетело все корабли, и люди заработали веслами еще энергичнее в такт ударам барабана старшего над гребцами. Учитывая каждую душу на этих кораблях, везущих солдат, а не мулов, повозки или оборудование, людей набиралось только на две команды, что означало: четыре часа гребешь — четыре часа отдыхаешь. И так днем и ночью.

Питание было однообразным. Хлебом, универсальным продуктом питания, они в последний раз позволили себе угоститься на Гавдосе, а потом он исчез из меню. Ни один корабль не рисковал развести лишний огонь и заняться выпечкой хлеба. Постоянный огонь горел лишь в очаге из огнеупорного кирпича, над которым висел огромный железный котел. Только в нем можно было готовить еду — густую гороховую кашу с кусочками бекона или солонины. Экономя запасы пресной воды, Катон издал приказ есть эту кашу без дополнительной соли — еще один удар по солдатскому аппетиту.

Однако погода позволяла всем пятидесяти судам держаться кучно. Постоянно объезжая в небольшой лодке свой флот, Катон мог убедиться, что его люди настроены оптимистично и этот оптимизм помогает им подавлять в себе страх перед таинственной водной стихией. Ни один римский солдат не чувствовал себя хорошо на море. Они с радостью приветствовали дельфинов, но там были и акулы, а косяки всяческих рыб разлетались в разные стороны при приближении стольких весел, бьющих по воде, — значит, не жди появления рыбной похлебки на солдатском столе.

Мулы пили больше, чем рассчитывал Катон, солнце все припекало, и уровень воды в кадках понижался на удивление быстро. Через десять дней после отхода от Гавдоса Катон стал сомневаться, что они доживут до того дня, когда покажется земля. Объезжая корабли в своей лодке, он обещал людям выкинуть мулов за борт задолго до того, как опустеют бочки.

Эту идею никто не одобрил. Мулы ценятся солдатами пуще, чем даже золото. Каждой центурии придается десять этих животных, которые тащат на себе все, что не вмещается в пятидесятифунтовую поклажу легионера, а также одна повозка, запряженная четырьмя мулами, на которую грузят все самое тяжелое.

Подул Кор, северо-западный ветер. С радостными воплями люди бросились ставить паруса. В Италии этот ветер несет с собой влагу, но не в Ливийском море. Скорость возросла, весла сделались легкими, и надежда вновь расцвела.

Прошло четырнадцать дней с тех пор, как Гавдос скрылся за горизонтом. Посреди ночи Катон внезапно проснулся и сел. Ноздри его огромного «клюва» расширились. Он уже понял — море имеет свой запах, сладковатый, отдающий водорослями и рыбой. Но сейчас этот запах заглушался другим. Земля! Это запах земли!

Продолжая принюхиваться, он побежал к поручням и поднял глаза к небу волшебного сине-фиолетового цвета. Небо здесь никогда не было по-настоящему темным. Хотя диск луны стал почти невидимым, небесный свод сверкал бесчисленными звездами, уподобляясь тончайшей вуали. Звезды будто подмигивали людям. А планеты — нет.