Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан

Женщины подняли громкий крик. Теперь я могла хорошо разглядеть их при свете костра. Их лица закрывали маски или капюшоны из разноцветной материи с прорезями для глаз. Женщины хватали горящие ветви и, продолжая отплясывать под какофонические звуки варварской музыки, разбежались по садам, лупя по стволам деревьев ветками и выкрикивая то ли проклятия, то ли заклинания: «Принеси мне яблок, мать твою, я хочу груш, накажи тебя Бог». Когда факелы догорели, женщины отбросили их, задрали рваные юбки и, хватая деревья за нижние ветви, принялись тереться о стволы бедрами и коленями и самыми сокровенными местами.

Разумеется, мое убежище было обнаружено. Высокая молодая женщина с рыжими волосами, выбивавшимися из-под капюшона, подбежала к моему дереву, закинула голову то ли в подлинном, то ли в притворном экстазе и едва не уперлась лбом в мою ногу. Она замерла на миг, потом принялась вопить. На этот раз сомневаться в искренности ее чувств не приходилось ею овладели страх и гнев.

Все ее товарки, находившиеся поблизости, тут же примчались на подмогу. У некоторых еще были в руках горящие ветки. Новость распространилась быстро, и под моей яблоней через минуту собралось все население деревни, человек сорок, а то и больше, если считать и детей. Они были настроены крайне враждебно. Я уже достаточно разбирала английскую речь и из разговора мужчин, которых женщины заставили выступить вперед и заслонить их, довольно быстро поняла, почему они так злы.

— Это чертов монах, ясное дело.

— Ага. Чево он тут делает-то?

— Чево-чево. Шпионит для епископа, вот чево.

— И как теперь с ним поступить?

— Горло ему перерезать на хрен да и схоронить в навозной куче.

— Если он уйдет отсюда живым, этот сукин сын епископ пришлет людей и они спалят нашу чертову деревушку и нас всех перебьют к хренам собачьим.

И так далее. Некоторых слов я все-таки не понимала.

— Первым делом надобно снять его с дерева. Грубые руки тянутся ко мне, хватают за щиколотку, рывком отдирают от дерева.

— Ладно, ладно, — кричу я, — я и так спущусь.

Я немного напугана, и мне не удается изобразить низкий мужской голос.

— Похоже, совсем молоденький, по голоску судя.

Как только я оказываюсь на земле, кто-то сбрасывает с моей головы капюшон, а двое других крепко прижимают к бокам мои локти.

— Вот он, попался. Давайте сюда огонь, посмотрим на него хорошенько.

То, что они видят, приводит их в изумление. Во-первых, голова когда-то бритая, но теперь поросшая короткими черными, да еще и подкрашенными хной, волосами. Тонзуры, как у монаха, разумеется, нет. Брови, когда-то выщипанные, тоже отросли. Прямой нос, полные губы, округлый подбородок, глаза, глубокие и темные, точно горные озера, кожа цвета меди, которая начинает темнеть на воздухе и утрачивает первоначальный золотой блеск. Одна женщина хватает меня за руку, подносит мою ладонь поближе к неверному свету факела.

— Это не мужская рука, — говорит она, — это рука женщины, и не из простых.

— И плащ не монашеский, — подхватывает другая, — не того цвета, и покрой не похож, да и материя чересчур тонкая.

— Да у нее сиськи! — восклицает та, что держит меня за локоть, и решительно ощупывает свободной рукой.

Женщина, которая рассматривала мою ладонь — это она первая наткнулась на меня, — оставляет в покое мою руку и задирает на мне спереди платье, насколько позволяет пояс.

— Да, — подтверждает она, — кто-кто, но не монах. Это курочка.

— Пшла прочь! — рычу я. Через ее плечо я вижу столпившихся вокруг мужчин и любопытствующих детишек. Один из зрителей опускает факел пониже, чтобы разглядеть мои прелести. Женщина поспешно опускает мой балахон.

— Извини! — шепчет она мне на ухо, и я различаю в ее голосе нотку сожаления. Она относится ко мне как к женщине, у нас с ней есть хоть что-то общее, вызывающее сочувствие, — эта мысль немного утешает меня.

Глава двадцать пятая

День, который я провела в пути, оказался тем самым, что отделял зиму от весны. Я чувствовала предвестия наступающего сезона и под ногами, и вокруг меня, в запахах и звуках леса, и эти люди тоже знают, что мы стоим на пороге между двумя временами года и что нужно задобрить неким ритуалом божеств, правящих подобными событиями и способных благополучно переправить нас на другую сторону.

Конечно, речь идет не о маленьком христианском боге и его небесных отце с матерью, а о тех богах и богинях, которых почитают и в этой стране, как в любой другой, однако многим людям приходится обращаться к этим богам тайно и прятать их, словно игрушки, в которые им запретили играть, — только, если их застигнут за этими играми, наказанием будет не порка, а дыба, тиски палача и костер. Вот почему они так испугались, приняв меня за монаха.