Сулла - Гулиа Георгий Дмитриевич

У Суллы на этот счет имеется готовый ответ. Он излагает его:

– Каждый человек, о Сципион, ошибается. Я обещал своим солдатам полную безопасность. Я не мог гарантировать ее ни в Брундизии, ни в Таренте. Там стояли враждебно настроенные к нам войска. Возможно, я ошибся, избрав Вольтурн. Если это смущает сенат – дайте мне возможность, и я уйду отсюда. Сгину куда-нибудь, не стану мозолить вам глаза.

Сулла снова пустил в ход платок из вавилонского шелка. Вдруг Сципиону стало жаль его. Однако жалость жалостью, а дело делом. Он не имеет права, будучи консулом, поддаваться минутному чувству. Не имеет!

– Сулла, – говорит он, – у тебя есть еще время, есть возможность исправить свою роковую ошибку.

– Да? – не отнимая от лица платка, спрашивает Сулла. И в голосе его звучит надежда.

– Разумеется, дорогой Сулла. Как ты верно заметил, мы с тобой одного рода. Поверь мне, я не испытываю радости оттого, что должен предпринимать какие-то меры безопасности.

– Против кого, Сципион?.. От кого защищаетесь?.. – Голос Суллы задрожал. – От меня? Скажи: от меня?

– Увы, Сулла! Получается так. И в этом для меня самое большое огорчение.

– Что я должен сделать?

– Сулла, объяви о роспуске войска. Явись в сенат с покаянием…

– А потом?

– Что – потом?!

– Меня, Сципион, живым съедят этот Марий и его единомышленники. Да, да!

– О нет! – Сципион сделал шаг назад. – О нет! Этого мы не допустим. Хочешь, мы гарантируем тебе личную безопасность?

– А моим солдатам? – спросил Сулла.

– Солдатам? – Сципион задумался. – И это тоже можно обсудить…

Сулла ухватился за последнюю мысль Сципиона:

– Вот это хорошо, о Сципион. Я буду ждать послезавтра тебя на этом же самом месте. Хорошо? Мы продолжим беседу и придем к какому-нибудь соглашению…

– Очень хорошо, – великодушно согласился Сципион.

И он повернулся спиною к морю, а лицом – к своим друзьям. Гвардейцы Сципиона и гвардейцы Суллы мирно беседовали друг с другом. Многие играли в кости. Военачальники шутили. Знаменосцы стояли рядом.

– О! – воскликнул Сулла. – Вот отрадная для глаз моих картина! – Он схватил руку Сципиона. – Да будет так всегда: братья должны стоять рядом с братьями!

Он подозвал к себе двух солдат, беседовавших друг с другом и раскатисто смеявшихся.

– Послушай, – обратился Сулла к своему солдату, – как твое имя?

Рослый, загорелый мужчина лет двадцати пяти весело переводил взгляд с одного полководца на другого.

– Макр, сын Лутация, – назвал себя солдат.

– Откуда ты?

– Из Бруттии.

– Ого! – сказал Сулла. – Вот куда ты забрался, брат! И недаром такой чернявый. – Он обратился к другому солдату-марианцу: – А твое имя?

– Мурена Катулл, – сказал солдат.

– Откуда?

– Тоже из Бруттии.

Сулла очень обрадовался. Он сказал Сципиону:

– Как же эти двое могут сражаться друг с другом? Они же как братья! Верно говорю? – И Сулла снова оборотился к солдату по имени Макр: – Мог бы ты поднять свой меч на Мурену?

– Нет, – отрезал солдат.

– А ты, Мурена, на Макра?

– Я тоже – нет.

– Вот видишь! – Сулла весь сиял. – Сами боги указуют нам, о Сципион, путь, по которому должно нам идти: это путь дружбы и товарищества между Макром и Муреной.

– Пожалуй, – нерешительно высказался Сципион.

Вдруг Сулла подпрыгнул и оказался рядом со Сципионом – нос к носу. Он сжал ему крепко обе руки и прошептал:

– Хочешь, бери мое войско?

– Как? – изумился Сципион.

– Очень просто. Я сейчас скомандую. – Сулла был, казалось, полон решимости привести свой план в действие. Сципион даже вздрогнул от столь неожиданного предложения.

Сулла предупредил:

– Только не говори никому об этом. Бери молча.

Сципион совершенно обомлел. Он ошеломлен. Подавлен.

Он заметил, что столь крутой поворот в действиях Суллы напоминает ему Перикла, предложившего однажды мир Спарте и всеобщий союз, ратующий за мир между эллинскими государствами…

– Что – Перикл? – сказал Сулла. – Передо мною стоит тот, кто свободно может стать Периклом наших дней. А это похлеще афинского Перикла. – Он привел двустишие какого-то греческого поэта:

• Славных воинов знаю я в прошлом. Однако
• Лучших рождает наше отечество ныне.

– Повтори-ка, – попросил Сципион. – Я очень люблю греческий. Не этот, нынешний. А тот, чистый, на котором говорили некогда и которым ныне владеют только ученые мужи в Афинской академии.