Распутин - Радзинский Эдвард

Вот в такой обстановке началась сессия Думы. И царь приехал на нее – по совету мужика! Следователь Чрезвычайной комиссии впоследствии спросит Штюрмера: «Вы не припоминаете, что бывший император 9 февраля 1916 года присутствовал на молебне по случаю открытия Думы?.. Вам известно, что это Распутин настаивал на том, чтобы царь туда поехал, и это он сказал царю, чтобы тот посетил Думу?»

Идея действительно была блестящая. Несмотря на скандал с Хвостовым, приезд царя на какое-то время утихомирил Думу.

Комиссия Штюрмера, расследовавшая историю покушения на Распутина и участие в нем Хвостова, уже работала, когда Комиссаров предпочел выйти из игры – причем весьма экстравагантно.

Из показаний Комиссарова: «Я явился в его (Распутина. – Э. Р.) квартиру и в присутствии Вырубовой и большого числа его поклонниц... не без площадных слов выбранил Распутина». Полковник стоял перед мужиком и крыл его матом – за все унижения, насмешки и издевательские поручения. Так он отвел душу... Потом, естественно, он «больше Распутина не видел и в конце февраля 1916 года оставил Петроград по своему желанию и настоянию Царского Села».

Когда Белецкий приехал извиняться за Комисарова, Распутин, по его словам, «вздохнул и не без смущения сказал: „Уж больно шибко он меня материл... прямо страсть как шибко“. Мужик уважал умение материться, свойственное истинно русским господам.

Работа комиссии Штюрмера вызвала и другие весьма неожиданные инциденты. Хвостов понял, что «отдан на съедение Штюрмеру», и сделал отчаянный ход – по его приказу был арестован Симанович. Его взяли ночью, прямо из постели, и Хвостов тут же объявил, что у него есть обоснованные подозрения насчет участия «секретарей» Распутина в шпионаже в пользу немцев. Аресты будут продолжены, а на квартирах Добровольского и Волынского пройдут обыски. «Я успел обыскать их всех», – гордо показал впоследствии Хвостов. И у всех было найдено множество записок – «пратец» Распутина, совершенно однотипных – с крестом наверху и следующим текстом: «Милый дорогой выслушай и помоги грегорий». По какому делу, кому адресовано – не сказано. Можно было обращаться к кому угодно и по любому вопросу.

Хвостов пригрозил объявить на всю Россию о торговле этими своеобразными индульгенциями. Симановича готовились выслать из Петрограда. Толстопузый пустил слух: теперь на очереди обыск у самого Распутина!

И Распутин растерялся. К нему вернулся вечный страх беззащитного русского мужика. «Он у себя на Гороховой за чаем, схватившись за голову, вдруг закричал, не то на Вырубову, не то на ее высоко торчавшую шляпу: „Злодеи! Чего мучаете? Прекратить! Горя не видали? Гнева Божьего не испытали?“, – и быстро ушел в свою комнату», – вспоминала Беллинг.

Между тем Хвостов продолжал уверять: обыск на квартире Распутина будет произведен в ближайшие дни. В Царском начался настоящий переполох.

Из показаний Вырубовой: «Я сейчас же написала Хвостову письмо... чтобы он не делал обыска в квартире Распутина, прибавив... „если только это не шантаж“. Я... написала Хвостову из дворца, согласно тому, что было мне сказано».

Добавим: было сказано самой царицей.

В марте 1916 года Хвостов, преступивший все границы дозволенного, был отправлен в отставку. Разгневанный царь даже не вызвал его для уведомления. Пост министра внутренних дел освободился. Но Белецкий не смог воспользоваться падением Хвостова.

Из показаний Манасевича: «Распутин говорил: „Аннушка спрашивала меня, кого назначить министром... Я сам не знаю, кого... Белецкий хочет. Но он, если меня и не убивал, то убил бы... А Старикашка сидит. Пусть он сидит и правит“.

И Штюрмер получил долгожданный портфель министра внутренних дел.

Итак, первое министерство, сформированное «нашими», потерпело явный крах. С падением Хвостова поторопились избавиться и от подозрительного Белецкого – решено было отправить его генерал-губернатором в провинцию (как, кстати, и советовал Хвостов).

Но тут Белецкий допустил ошибку – решил разъяснить на страницах газет подробности «дела Ржевского», свою невиновность и вину Хвостова. «Толстопузый» немедленно ответил, и все подробности интриг министра, который тайно и беспомощно организовывал убийство мужика, грызня в тайной полиции, а также новые подтверждения могущества и неуязвимости Распутина полились на газетные страницы.

После этой волны компромата и взаимных разоблачений Милюков подытожил в Думе: «Вся деятельность министра предстала перед страной, как бульварный роман... После этого мы понимаем, что правительство у нас не просто дурно – его попросту нет!» На это заявление зал откликнулся громкими выкриками: «А Распутин?!»

Публичное перетряхивание грязного белья возмутило и правых, и Штюрмера, и царя. Белецкому пришлось просить об увольнении – уже с должности генерал-губернатора. Царь рекомендовал ему «на некоторое время покинуть Петроград».

Наступила последняя весна Распутина. После всех треволнений, связанных с заговором Хвостова, он захотел воли. Начинались полевые работы, и он знал – земля требует мужика. А сын его служил теперь санитаром в «царицы ном лазарете» – далеко от земли...

Как всегда, он решил сначала заехать в Верхотурье, поклониться любимому святому, замолить все плотские грехи и сладко покаяться. И в покаянии обрести новую силу.

Распутин уезжал в начале марта. Его провожали Вырубова, Муня Головина и прочие поклонницы. И, конечно же, – Манасевич. Но вдруг на перроне, к ужасу окружающих, появилась безумная генеральша – в белом балахоне, с кудахтающими курами в лукошке...

Из показаний Лохтиной: «Отец Григорий... не хотел чтобы я ехала с ним в Верхотурье... Не сказав ни ему, ни другим, что я задумала ехать в Верхотурье в одном поезде с ним, я явилась на вокзал и распорядилась внести все свои вещи в купе. В том числе лукошко с курами, которых я везла отцу Макарию... Отец Григорий гневно приказал, чтобы я ехала через несколько дней... Между тем дали второй звонок, и пришлось мои вещи спешно уносить мне самой... Стоявший тут же в коридоре Манасевич, высокомерно глядя на меня, сказал по-французски: „Она тоже уезжает!“ Тогда я, повелительно обратившись к нему, приказала ему вынести оставшееся лукошко с курами, что Манасевич, озираясь по сторонам, исполнил».

Но уже вскоре «Наш Друг» вернулся в Петроград. Аликс опять боялась отпускать его надолго: чувствовала – надвигалось...

«В терновом венке революций грядет шестнадцатый год», – пророчествовал молодой Маяковский.

Так мужик вновь возвратился в опасную столицу. Хвостов ушел, но оставались могущественные люди, которые дали министру большие деньги на убийство. В «Том Деле» Хвостов очень осторожно их назвал: «В мои намерения устранить Распутина были посвящены лица из высшего света. Например, об этом я говорил с княгиней Зинаидой Юсуповой, которая дала мне понять, что для этой цели я могу рассчитывать на неограниченные денежные средства... Княгиня Юсупова... являясь... представительницей взглядов всей великокняжеской среды, ясно видела, что Распутин ведет династию к гибели».

Да, Зинаида Юсупова действительно представляла «всю великокняжескую среду». И передача денег Хвостову – всего лишь эпизод огромной и тайной работы, которая уже шла вовсю.

В бесчисленных донесениях агентов о лицах, посещавших квартиру Распутина в 1915—16 годах, мелькает фамилия Беллинг.

«Александра Александровна Беллинг, жена прапорщика... зафиксирована на квартире 13 февраля 1916 года, 26 февраля и т.д.»

30-летнюю модную певицу часто приглашали на самые великосветские музыкальные вечера, она пела и в Царском Селе у императрицы, и вообще, как она сама о себе писала: «Пользуясь симпатией „наверху“, как артистка, я пела где и когда хотела». Она была хороша собой, и Распутин, естественно, был к ней очень неравнодушен.

Однажды Беллинг получила удивительное письмо. Рукописный отрывок ее воспоминаний об этом таинственном послании я обнаружил в архиве Феликса Юсупова – будущего убийцы Распутина.

«Как-то утром, когда я разбирала почту, я нашла конверт с незнакомым почерком... Вскрыв, прочла следующее: „Верьте тому, что то, о чем я буду с Вами говорить, продумано, и на Вас возлагают большую и серьезную задачу... Завтра в 6 вечера позвоню Вам, чтобы узнать, где и когда я могу надеяться встретиться. Предлагаю Вам быть не одной... Сопровождающий Вас может быть в маске, в каковой буду и я“... „Какой балаган!“ – подумала я».

Но в 6 вечера раздался телефонный звонок «Я услышала низкий, красивый, немного суховатый голос...» Последовало предложение о встрече. Певица решила согласиться и сказала незнакомцу: «Завтра я обедаю у „Донона“. Так как вы хотите показаться мне только в маске... что я нахожу забавным, мне придется обедать в отдельном кабинете... я наняла кабинет номер 6. Не ошибитесь – ровно в 7 часов я вас там жду»... Затем я протелеграфировала моему другу К, прося его быть моим кавалером. Он отличался прямотой своей натуры и ясным умом... В 7 мы с К закончили обед и пили кофе... Не прошло и 5 минут, как вошла статная высокая фигура... И хотя он не снял пальто, и лицо его было скрыто под маской, мне показалось, что я не первый раз его вижу».