Распутин - Радзинский Эдвард

Из показаний Манасевича: «Распутин говорил: „Если бы я был в начале войны... войны бы не было... Но раз уж начали, надо вести ее до конца. Если ссора – ссорьтесь, а полуссора – это опять будет ссора“... Про нее (царицу. – Э. Р.) говорил: „Она страшно стоит за продолжение войны... Но были моменты, когда она плакала, думая о том, что ее брат ранен или убит“.

Это подтверждает и близкий к Царской Семье командир яхты «Штандарт» Саблин: «Государь был сторонником доведения войны до победы... так же относилась к войне и Государыня».

Никаких документов, подтверждавших обратное, не нашли. Однако тотчас после Февральской революции камин царицы был забит пеплом от множества сожженных бумаг. Что же она жгла? Что-то интимное? Но почему остались ее весьма интимные письма, например, о «ревности» к Ане? Да и что могло быть запретного у нее – целиком посвятившей себя Семье? Нет, скорее жгла она что-то другое, опасное...

В ее переписке с царем осталось упоминание о письме от брата Эрни, который так хотел мира. Не подобные ли письма стали пеплом в камине?

Впрочем, и в оставшейся переписке иногда прорывается: «1 ноября 1915... Наш Друг всегда был против войны и говорил, что Балканы не стоят того, чтобы весь мир из-за них воевал». Но Ники молчал. Верный губительным обязательствам перед союзниками, он не хотел понимать ее призыва. А она не смела продолжать. Эта тема была запретна для той, которую толпа звала «немкой»...

Но в 1916 году, предчувствуя опасность, от призывов она перешла к действиям.

Последней осенью их царствования она писала мужу: «18 сентября... Я всецело уповаю на милость Божью, только скажи мне заранее, когда предполагается наступление, чтоб Он мог тогда особо помолиться... Это имеет особое значение, и Он понимает, что ты переживаешь». Речь шла об уже подготовленном наступлении войск Юго-Западного фронта под командованием генерала Брусилова. И вдруг... царь его отменяет – весьма неожиданно для Ставки. Оказалось, это Аликс умолила Ники не начинать наступление – как всегда, сославшись на предсказание «Нашего Друга», который, естественно, приветствовал такое решение царя.

«23 сентября... Наш Друг говорит по поводу новых приказов, данных тобой Брусилову и т.д.: „очень доволен распоряжением папы, будет хорошо“. Он об этом никому не скажет...»

Но окружение, как всегда, сумело уговорить Государя. И генерал Брусилов продолжил наступление.

«24 сентября... Милый, Наш Друг совершенно вне себя от того, что Брусилов не послушался твоего приказа о приостановке наступления. Он говорит, что тебе было внушено свыше издать этот приказ... и что Бог благословил бы это. Теперь же, Он говорит, снова будут бесполезные потери. Надеется, что ты все же будешь настаивать на своем решении, так как сейчас „не ладно“.

Государю и Верховному главнокомандующему приходится оправдываться: «24 сентября... Только что получил твою телеграмму, в которой ты сообщаешь, что Наш Друг сильно расстроен... Когда я отдавал это приказание, я не знал, что Гурко (командующий одной из армий Юго-Западного фронта. – Э.Р.) решил стянуть почти все имеющиеся в его распоряжении силы и подготовить атаку совместно с гвардией и соседними войсками. Эта комбинация... подает надежду на возможность успеха... Эти подробности только для тебя одной – прошу тебя, дорогая! Передай Ему только: папа приказал принять разумные меры...» Царь боится, он наслышан о шпионах, окружающих «Нашего Друга»!

Но она опять молит: «25 сентября... О, прошу тебя, повтори свой приказ Брусилову, прекрати эту бесполезную бойню... Ты должен на этом настоять – ты глава, и все на коленях будут благодарить тебя, а также наша славная гвардия! Там непроходимые болота, открытые места, на которых невозможно укрыться, мало лесов, скоро начнется листопад, нет никакого спасительного прикрытия при наступлении... Наши генералы... они равнодушны к потерям, а это грех... Бог благословляет твой план, пусть его выполнят... пощади эти жизни, милый».

Эти письма и были истинным отражением ее мыслей, о которых не знал Бьюкенен: не надо никаких наступлений, надо прекращать войну. Незадолго до этого в результате безуспешного наступления на Западном фронте за 9 дней

было потеряно 80 000 человек Если и новое наступление провалится – будут новые жертвы и приближение революционного взрыва. А если оно будет успешным – это означает продолжение войны и тот же неминуемый взрыв, о котором постоянно пророчествует «Наш Друг». Теперь, приезжая из деревни, он постоянно рассказывает Аликс, как ненавидят войну крестьяне. И она счастлива: мужик говорит то, что она так хочет услышать – войну надо закончить. Любой ценой.

Самое поразительное – царица и мужик были тогда правы. Но ни большая Романовская семья, ни двор, ни аристократия, ни буржуазия, ни думские вожди их правоты не понимали. Ее докажет не только падение монархии, но и гибель пришедшего ей на смену Временного правительства. Большевики победят потому, что поймут и осуществят светлую идею «темных сил» – заключить мир. Любой ценой.

Именно этого хотели в 1916 году предтечи большевиков – последняя царица и Распутин. Тогда «темные силы» могли спасти империю. И эти попытки, видимо, отразились в переписке Аликс с братом Эрни, письма которого она и сожгла.

Результатом одной из таких попыток стала таинственная встреча в Швеции, разгадку которой так и не смогла узнать Чрезвычайная комиссия.

Вряд ли кто-нибудь мог предсказать летом 1916 года, что товарищ председателя Думы Протопопов, этот «шармер», любимец оппозиции, ловелас, баловень судьбы, всего лишь через несколько месяцев станет самым презираемым человеком в политической жизни России.

Тем летом Протопопов был главой думской делегации в Швеции, где встретился с неким Вартбургом, сотрудником германского посольства, братом известного немецкого бизнесмена. Во время встречи Вартбург информировал Протопопова о желании «дяди Вилли» заключить сепаратный мир с прежним своим «другом Ники» и о возможных его условиях. Кайзер предлагал почетный и выгодный для России мир. По возвращении Протопопов сделал царю доклад об этой беседе. Николай, свято соблюдавший слово, данное союзникам, не одобрил этой встречи и счел разговоры о мире преждевременными. На том дело и затихло. Протопопов был одним из вождей думской оппозиции, требовавшей войны до победы, и никому тогда и в голову не приходило подозревать его в сношениях с немцами.

Между тем то, что Шейла Лунц в подозрительной квартирке Книрши застала Протопопова кутившим с Распутиным, было не случайно. Оказалось, что любимец Думы имел постоянные тайные контакты с ненавистным Думе мужиком. Их свел общий знакомец – тибетский врач Бадмаев.

Александр Дмитриевич Протопопов – типичная фигура времен заката империи, «человек декаданса». Блестяще образован – воспитание получил в Иезуитской коллегии в Париже. Очарователен в обществе – прекрасный пианист, друг знаменитого Массне. Но все в нем было как-то изуродовано, тронуто некоей гнилью. Еще во время службы в конногвардейском полку Протопопов прославился участием в самых постыдных оргиях, кутежами пустил на ветер большое состояние. Из-за запущенной венерической болезни ему пришлось познакомиться с доктором Бадмаевым, который брался лечить в тех случаях, когда другие врачи отступали. У Протопопова был прогрессивный паралич в начальной стадии и приступы жесточайшей меланхолии. Надежду он возлагал только на таинственные тибетские средства.

В конце 1915 года Протопопов в очередной раз лежал в клинике Бадмаева. «Хитрый китаец» узнал тогда от своего друга Распутина о поисках новых министров. И Бадмаев, всю жизнь пытавшийся участвовать в большой политике, не упустил свой шанс. Протопопов, любимец Думы, – вот кто нужен царю! Его пациент примирит парламент с властью. Мягкий, хорошо воспитанный, он не может не понравиться в Царском Селе. Этот больной, безвольный человек будет безропотно служить царице. И не забудет своего врача... Так состоялись «смотрины» – знакомство Протопопова с Распутиным.

Из показаний Протопопова: «Бадмаев посоветовал Распутину провести меня в правительство... Бадмаев хотел сделать меня председателем Совета министров и верил в силу влияния Распутина на царя и царицу... „Если он этого желает, он и добьется...“

Начались тайные встречи с мужиком. Именно тогда у них появилась общая знакомая – хорошенькая Шейла Лунц, которая безуспешно навещала Распутина, и которую совсем не безуспешно начал навещать Протопопов.

Из показаний Лунц: «Он производил на меня впечатление мягкого, умного и обворожительного человека... Я в это время горевала без мужа, и Протопопов приезжал ко мне по вечерам поболтать со мной...»

Встретиться с Протопоповым на квартиру Шейлы приезжал и Распутин.

Из показаний Филиппова: «Протопопов приезжал к ней чрезвычайно часто для свиданий лично с нею, а затем в присутствии приглашавшегося туда Распутина... Протопопов стал держать себя чрезвычайно конспиративно с тех пор, как заручился обещанием Распутина помочь ему получить пост министра внутренних дел».