К востоку от Эдема - Стейнбек Джон

— Сам-то ты бывал там?

— Да, папа. Я должен был все разузнать… Вот если бы Арон поступил в колледж, — горячо продолжал Кейл, и совсем уехал из нашего города…

Адам кивнул:

— Может, это действительно неплохой выход. Но ему еще два года учиться.

— Он запросто за один год все сдаст! Он у нас головастый. Попробую подговорить его.

— А ты не головастее?

— Я в другом смысле — головастый.

Адама всего распирало от гордости за сыновей. Казалось, он вот-вот сделается размером с комнату. Лицо у него стало суровым и торжественным, голубые глаза смотрели твердо и проницательно.

— Кейл! — позвал он.

— Да, папа?

— Я верю в тебя, сын, — произнес Адам.

2

Отцовские слова переполняли Кейла счастьем. Он не чувствовал под собою ног. Лицо озаряла улыбка, угрюмая замкнутость все реже посещала его.

Ли быстро заметил перемену в своем воспитаннике и однажды как бы невзначай спросил:

— Ты, случаем, не влюбился?

— Влюбился? А зачем?

— Затем, — только и ответил Ли.

Потом Ли поинтересовался у Адама:

— Что это произошло с Кейлом?

— О матери узнал, — ответил Адам.

— Ах вот оно что… — Ли чувствовал себя не вправе расспрашивать. — Я предупреждал вас, что давно надо им сказать — помните?

— Помню, но это не я ему сказал. Он сам разузнал.

— Подумать только! продолжал Ли. — Не такая ведь приятная новость, чтобы напевать во время занятий и подкидывать фуражку на улице. Хорошо, а как насчет Арона?

— Вот за него я боюсь. Не хотелось бы, чтобы ему стало известно.

— Смотрите, а то поздно будет.

— Наверное, мне нужно поговорить с ним, прощупать, так сказать.

Ли подумал и заметил:

— С вами тоже что-то произошло.

— Правда? Впрочем, да, пожалуй, ты прав.

Кейл не только мурлыкал, по-быстрому разделываясь дома с уроками, и не только подкидывал и ловил фуражку, шагая по улице. Он радостно принял на себя обязанность хранить покой отца. Он и впрямь не испытывал никакой вражды к матери, однако не забывал, что именно она навлекла на отца горе и позор. Если она так поступила тогда, рассуждал он, то способна на такую же подлость и теперь. И он решил, что должен разузнать о матери все-все. Противник, которого знаешь, менее опасен, так как не застигнет врасплох.

К дому за железнодорожными путями он наведывался чаще всего вечером, но днем тоже устраивал наблюдательный пункт в бурьяне по другую сторону улицы. Он видел, как иногда из дома выходили девицы, обязательно по двое и одетые очень скромно, даже строго. Он провожал их глазами до угла, пока они не сворачивали на Кастровилльскую улицу, направляясь к Главной. Если не знать, откуда они, то никак не догадаешься, кто они такие. Впрочем, девицы интересовали Кейла меньше всего. Ему хотелось увидеть при свете дня собственную мать. В конце концов он установил, что Кейт выходит из дому каждый понедельник в половине второго.

На «отлично» сделав дополнительные задания, Кейл попросил у классного наставника разрешение не присутствовать по понедельникам на дневных занятиях. На расспросы Арона он ответил, что затеял одну штуку, сюрприз, и не имеет пока права никому ничего говорить. Арон не настаивал и, целиком занятый собой, скоро вообще обо всем позабыл.

Несколько понедельников Кейл незаметно ходил за Кейт по пятам и досконально изучил, где и когда она бывает. Маршрут ее не менялся. Начинала она с Монтсрейского окружного банка. Ее пропускали за хромированную перегородку, в хранилище, где размещались сейфы, и она проводила там минут пятнадцать — двадцать. Затем Кейт не спеша, разглядывая витрины, шла по Главной улице и заходила в «Конфекцию и Галантерею» Портера и Эрвина посмотреть новые наряды, а иногда и покупала разную мелочь — подвязки или английские булавки, вуалетку, перчатки. Примерно в четверть третьего она скрывалась в Салоне у Минни Фрэнкен и через час выходила оттуда в шелковой, завязанной под подбородком косынке, из-под которой виднелась модная завивка.

В три тридцать Кейт уже поднималась по лестнице в доме, где находились «Товары для земледельцев», и входила в приемную доктора Розена. После врачебного кабинета она заглядывала в кондитерскую к Беллу и покупала двухфунтовую коробку шоколадных конфет-ассорти. От Белла она шла до Кастровилльской улицы и по ней домен. Она никогда не меняла путь и пункты следования.

Во внешности и наряде Кейт не было решительно ничего необычного. Она одевалась точно так же, как одевались все остальные зажиточные и благочинные салинасские дамы, отправляющиеся по понедельникам за покупками. Единственное, что отличало ее — это перчатки, — перчаток у нас в городе, как правило, не носили. Ее руки в перчатках выглядели пухлыми, даже распухшими.