Последний заезд - Баббс Кен

Джордж был прав, все дело в угле, под которым уводят лассо. Стоунуолл вырезал этот угол за пятками моего быка так, словно записывал за индейцем. Я показал третье время, всего на несколько секунд отстав от Джорджа. Сандаун опередил нас на добрых полминуты.

Всю вторую половину дня состязание следовало за состязанием — сплошная, нерасчлененная масса животных, пыли, солнца. Я все надеялся, что мне посчастливится выиграть еще раз и получить еще одну сладкую премию от Принцессы Сары. И в одном виде занял-таки с напарником первое место — в гонке дилижансов. Сандаун удивил меня, пригласив к себе в пару. Что еще удивительнее, предложил мне ехать кучером, а сам поедет слева, на месте охранника, и будет бросать камни в упряжку. Я ожидал противоположного: что он возьмет вожжи в свои опытные руки, а я своей молодой буду метать камни. Но у хитрого индейца была припасена одна штука. Палка с ложбинкой и с дырками для пальцев на одном конце и зарубкой на другом. В ложбинку укладывается короткая стрела; индейские ребята охотятся с этим орудием на кроликов. Атлатль как бы удлиняет предплечье и мечет стрелу с поразительной силой и точностью. Сандаун сказал, что он также хорошо годится для камешков.

— Они у меня побегут, — сказал он, глядя на четыре крупа впереди, — А ты смотри, чтобы не понесли.

Когда выстрелил пистолет, передняя левая лошадь, наверное, решила, что пуля попала в нее. Она чуть не свалила с ног остальных трех. Сандаун перезарядил свою катапульту.

— Сейчас по правой. Будь готов.

Еще один камень — и, так сказать, в десятку. Мы промчались мимо остальных дилижансов, подгоняемых слабо брошенными камнями. У поворота мы были первыми и заняли внутреннюю дугу. По внешней нас никто не мог обойти. Тем не менее Сандаун продолжал жгучий обстрел. Мы установили рекорд в гонках дилижансов, и он не побит до сих пор. В следующем году метательные орудия были запрещены. Но наше время занесено в книгу рекордов. Можете убедиться в этом сами.

Как на грех, приз в этот раз вручала сама Королева родео Прерия Роз Хендерсон. Верхняя губа над торчащими зубами у этой крупной девушки распухла и посинела в результате борьбы с быком, поэтому она только пожала нам руки и сразу отъехала. Джордж сидел на тюке сена под трибуной важных гостей, где расположилась троица наемных детективов Буффало Билла. Джордж встал и поздравил нас.

— Жалко, что у нее губа распухла. Я слышал, Прерия Роз Хендерсон может так поцеловать, что заодно удалит у тебя гланды.

Я устал, проголодался, мне было не до шуток. Трое пинкертоновцев тоже не улыбнулись. Джордж пошел рядом с Сандауном.

— Посмотрим доску — кто там записан на объездку с седлом.

— Вы идите, — сказал я, — Я не записывался.

— Я тебя записал, — сказал Джордж, — Пока ты лакомился сладкими лепешечками у дочек Меерхоффа.

— Они называются блинчиками. И сколько раз тебе говорить, шут возьми, я роупер.

— Очень может быть. Но через три минуты этот дядька с трехрогим мегафоном назовет тебя объездчиком.

Мой желудок бурчанием выразил свое недовольство, но его перебил мегафон. Сирена Клэнси объявил всем и каждому, что последним оу-фициальным состязанием сегодня будет езда на мустанге с седлом. Но сперва! Пока лошади и наездники готовятся, с любезного согласия «Феерии Буффало Билла "Дикий Запад"» — еще одно дополнительное развлечение.

— Ууу, — закряхтел Джордж, — Я думал, этот бизоний цирк больше не будет путаться под ногами.

Сандаун не проявил интереса, а мы с Джорджем пошли к арене смотреть.

Заиграл горн, и из ворот выехала рыжая О'Грейди. Она держала флаг кавалерии и на блестящем медном горне трубила атаку. На этот раз по ее сигналу появился сам Буффало Билл. Он выехал галопом на большой соловой лошади; его шестизарядный кольт сверкал, и длинная седая грива развевалась, совсем как у его лошади. Публика громко приветствовала его, он медленным галопом проехался вокруг арены, осадил лошадь радом с лошадью О'Грейди и рукой в перчатке показал на ворота. Женщина затрубила. Из ворот выехала платформа с борцовским рингом. Но на брезенте, огороженном канатами, стоял не Готч. Там стояли мистер Хендлс и ревущий бычок. Зазывала стоял на табурете в одном углу. Вол был привязан к талрепу в другом углу.

Фрэнк Готч шел в упряжке вместо мулов. Он был в высоких черных ботинках, черно-желтом полосатом трико с чемпионским поясом. На голое плечо его был наброшен пятисантиметровый буксирный трос, привязанный к дышлу платформы. Гигант тянул всю махину в одиночку. Ему уже, наверное, рассказали про Монтаника.

Когда платформа выехала на середину арены, зрители вежливо зааплодировали. Готч сбросил трос, оперся рукой на платформу и вспрыгнул на ринг. Зазывала подвел к нему бычка. Готч вытер ладони о бедра и наклонился к бычку. Своими жуткими длинными руками он обвил животное вокруг брюха. Потом крякнул и вскинул его на плечо, ногами к небу. Готч держал его на себе и сжимал хватку, пока не задавил его рев. Удовольствовавшись этим, он сбросил бычка за канаты. Тот лежал в пыли, оглушенный и неподвижный.

Люди повскакали на ноги. Они стояли и хлопали, пока мистер Хендлс не завел свою песню. Тогда все сели. Готч расхаживал по рингу, скрестив на груди руки. Когда стало ясно, что с трибуны никто не побежит принять вызов, рыжая О'Грейди протрубила вечернюю зорю. Тут же рысью вывели пару мулов и живо припрягли к платформе. Вслед за соловой Буффало Билла платформа уехала туда, откуда приехала. Готч стоял с торжествующим видом, пока платформа проезжала мимо безмолвных трибун. Выехала пара ковбоев, захлестнула арканами рога бычка и уволокла его, а О'Грейди сыграла несколько тактов военного похоронного марша— в качестве шутки. Публика оценила юмор и закатилась смехом. Джордж сохранял серьезность.

— Хорошо, что это был бычок. Если б телка, он бы ее не только обнял. Пошли.

Мы подошли к столу регистратора с другими наездниками. Сандаун был уже там, сидел на корточках в тени. Он поднял руку.

— Я вытащил за вас. — Он отдал нам листки, — Джорджу достался Капитан Кидд. Он едет первым, потому что лидирует по очкам. Мне достался Костотряс. Парню — Мистер Суини.

— Мистер Суини ему выпал? — Джордж закатил глаза, — Этих южных мальчиков, видно, вскармливают четырехлистным клевером, — Он затопал прочь, натягивая перчатки и ворча. — Ему дают Мистера Суини, а мне — Капитана Кидда. Подхалимского мула.

Я повернулся к индейцу.

— Этот Капитан Кидд — верно, какой-то особо злой старый бандит?

— Просто старый, — сказал Сандаун, — Джорджу придется поработать, чтобы он ожил.

— Тогда почему он недоволен?

— Потому что твой даст больше всего очков. Мистер Суини — человеконенавистник. На него садились всего три раза. Один раз — Джордж.

— А кто остальные два?

— Я.

Индеец важно поднялся, и мы пошли смотреть к ограде.

На арене конюхи держали мерина с завязанными глазами. Один держал его за уздечку, другой — за конец джутовой повязки на глазах. Над ареной загремел голос Клэнси.

— Кажется, старый Капитан Кидд готов отвергнуть любого пассажира. А вот выходит его Немезида, леди и джентльмены, гроза закоренелых пиратов и гордость Пендлтона, ваш, сограждане, Джордж… Флетчеррр!

Зрители радостно закричали. Выбежал Джордж и вскочил в седло. Как только он вставил ноги в стремена, повязку с глаз коня сорвали и уздечку отпустили. Джордж, откинувшись назад, пришпорил его плечи, и старый мерин припустил окостенелым, тряским, сбивчивым аллюром, словно какая-то адская машина, разваливающаяся на части.

Это мне и пришлось наблюдать — плохих брыкунов и хороших наездников. Джорджа подбрасывало, конь тряс его, но Сандаун был прав: старик очень быстро растрясся на части. После первой пробежки он перешел на неуверенные прыжки. Джордж, видимо, осыпал его бранью и шпорил от плеч до крупа. Это немного взбодрило одра, но далеко не так, как было вначале.

Прозвенел колокол, Джордж перекинул ногу, спрыгнул и побежал. Он с презрением бросал комья земли вслед коню, как в собаку. Трибунам это понравилось, но очков он получил мало.

После еще четырех или пяти наездников подошла очередь Сандауна. Стиль индейца отличался от флетчеровского, как ночь ото дня. Если Джордж обращался с конем так, как будто они на пару выступали с комическим номером, то Сандаун был сама торжественность. Он вышел так, словно шел на похороны. Когда помощники на лошадях остановили мустанга, индеец мягко сел в седло. Короткий кивок, и повязку сорвали с глаз. Пока верховые помощники отъезжали, между мустангом и человеком было короткое перемирие, несколько мгновений неподвижности. Потом Сандаун пришпорил его, и Костотряс яростно взвился в небо. Тем не менее определенное согласие сохранялось даже в неистовстве: человек и животное были партнерами в каком-то древнем танце.