К востоку от Эдема - Стейнбек Джон

— Арона убили. А у отца удар.

Кейл кинулся было в коридор.

— Не ходи туда! — сказал Ли. — Там доктор Эдвардс и доктор Мэрфи. Не мешай им.

Кейл подошел к креслу.

— Это серьезно. Ли, очень серьезно?

— Не знаю.

Он говорил медленно, будто припоминая что-то давно забытое. — Он совсем без сил пришел. Но я все равно прочитал ему телеграмму. Отец должен знать. Я прочитал, а он минут пять повторял ее вслух, как будто ничего не понимал. Только потом, наверное, смысл дошел до него и словно бы взорвался в мозгу.

— Он в сознании?

— Сядь и потерпи, — устало сказал Ли. — Научись терпению. Я и сам пытаюсь.

Кейл взял извещение, пробежал глазами скорбные, беспощадно-суровые и торжественные строки.

Из комнаты появился доктор Эдвардс со своим саквояжем; едва кивнув, он прошествовал через гостиную и вышел из дома, ловко притворив за собой дверь. Доктор Мэрфи поставил саквояж на стол и, вздохнув, сел.

— Доктор Эдвардс поручил мне сообщить наше заключение.

— Как отец? — нетерпеливо перебил Кейл.

— Я скажу все, что известно нам самим, утаивать нет смысла. Кейл, с сегодняшнего дня считай себя главой семьи. Ты представляешь себе, что такое удар? — Не дожидаясь ответа, он продолжал: — В данном случае мы имеем обширное церебральное кровоизлияние. Поражены некоторые участки мозга. Небольшие кровоизлияния наблюдались у него и раньше. Ли об этом знает.

— Наблюдались, — отозвался Ли.

Доктор Мэрфи поглядел на него и снова обратился к Кейлу:

— Левая сторона парализована полностью, правая частично. Левый глаз, очевидно, не видит, однако с уверенностью сказать нельзя. Короче говоря, Кейл, твой отец в тяжелом состоянии.

— А говорить он может?

— Немного может, с трудом. Но не стоит его утомлять.

Кейл судорожно искал, как спросить.

— Он… Он поправится?

— Я слышал о случаях резорбции в подобном тяжелом состоянии, но самому сталкиваться не приходилось.

— Вы хотите сказать, что он умрет?

— Сие никому не известно. Может неделю протянуть или месяц, а может и год прожить, даже два. А может скончаться сегодня же.

— Он узнает меня?

— Сам увидишь… Я сейчас пришлю сиделку на ночь, а завтра найдешь постоянную. — Доктор Мэрфи поднялся. — Мне очень жаль, Кейл, но ничего не поделаешь. Держись, мой мальчик! Главное сейчас — мужество… Знаешь, меня всегда поражает, как люди находят в себе силы держаться. При любых обстоятельствах. Ну, спокойной ночи! Утром придет Эдвардс. — Он хотел было похлопать Кейла по плечу, но тот отстранился и пошел к отцу.

Голова Адама покоилась на высоко подложенных подушках. Лицо его застыло, кожа была бледная, словно прозрачная, губы вытянулись в прямую линию, ни усмешки в них, ни укоризны. В широко раскрытых глазах была такая ясность и такая глубина, что, казалось, сквозь них можно заглянуть в самую его душу, и они сами словно бл видели насквозь все вокруг. Но смотрели они спокоЧю и безразлично прямо перед собой. Когда Кейл вошел, взгляд переместился на него, потом уперся ему в груд, поднялся вверх и остановился на его лице.

Кейл присел на стул подле постели.

— Прости меня, отец.

Веки медленно, по-лягушачьи, опустились и поднялись снова.

— Ты меня слышишь, отец, понимаешь? — Глаза смотрели все так же неподвижно и покойно. — Это я, я виноват! — крикнул Кейл. — Я виноват, что убили Арона, а у тебя вот удар. Я со зла повел его в публичный дом. Со зла мать показал. Поэтому он и убежал в армию. Я не хочу никому во вред делать, у меня так получается, правда!

Он припал лицом к изголовью кровати, чтобы не видеть уставившихся на него ужасных глаз, но они не отпускали его, и он понял, что этот взгляд пребудет с ним до конца жизни, станет частью его самого.

В передней позвонили, и через минуту вошел Ли в сопровождении плотной, с густыми черными бровями женщины. Она раскрыла саквояжнк, и из него словно посыпалось наигранное оживление.

— Где он, мой больной, вот этот?! Непохоже, непохоже… Зачем только меня позвали. Да мне тут делать нечего. Он же здоровее нас с вами. Эй, мистер, может, встанете и поможете мне справиться с моими болячками? Такой видный, красивый, неужели оставите бедную женщину? — Одним привычным движением, без видимых усилий она правой рукой приподняла Адама за спину, левой ловко взбила подушки, и, подтянув его повыше к изголовью, опустила на постель.

— Мы ведь любим, когда подушечки прохладные, правда? — тараторила она. — Так-так, замечательно! А где у вас тут туалет? Нам, само собой, утка будет нужна и горшок. И будьте добры, поставьте сюда раскладушку.