Райский сад - Хемингуэй Эрнест

– Что ж, – сказала Кэтрин, – поговорим по-французски. По-французски можно выразить столько необыкновенных чувств.

– Рассказ меня очень взволновал, – сказала Марита.

– Потому что его написал Дэвид или рассказ действительно первоклассный?

– И то и другое, – ответила девушка.

– Что ж, – сказала Кэтрин, – почему бы и мне не прочесть это великое произведение? В конце концов, я его субсидировала.

– Что ты сделала? – спросил Дэвид.

– Возможно, я не точно выразилась. Женившись на мне, ты получил полторы тысячи долларов, да еще твоя книга о сумасшедших летчиках разошлась, не так ли? Правда, ты не сказал мне, сколько заработал. Но и я немало потратилась. Признайся, ты жил поприличнее, чем до женитьбы.

Марита молчала, а Дэвид не отрываясь смотрел на официанта, накрывавшего стол на террасе. Он посмотрел на часы. До обеда оставалось минут двадцать.

– Мне бы хотелось принять душ, если можно, – сказал он…

– Нельзя ли обойтись без этой идиотской фальшивой вежливости? – сказала Кэтрин. – Почему я не могу прочесть рассказ?

– Я писал карандашом и даже не успел переписать. Тебе будет трудно читать его в таком виде.

– Но Марита прочла.

– Хорошо. Прочтешь после обеда.

– Я хочу прочесть рассказ сейчас, Дэвид.

– Я бы не советовал читать его до обеда.

– Он так отвратителен?

– Это рассказ об Африке еще до войны четырнадцатого года. Действие происходит во времена войны Маджи-Маджи, восстание девятьсот пятого года в Танганьике.

– А я и не знала, что ты пишешь исторические романы.

– Оставим это, – сказал Дэвид. – Рассказ об Африке, и мне тогда было около восьми лет.

– Я хочу прочесть его.

Дэвид сел у другого конца стойки и стал бросать кости из кожаной коробочки. Марита села на высокий табурет рядом с Кэтрин, и Дэвид видел, что она следит за выражением ее лица.

– Начало очень хорошее, – сказала Кэтрин. – Хотя почерк у тебя ужасный. Природа великолепна. Особенно тот отрывок, что Марита ошибочно назвала «pastorale».

Она отложила первую тетрадь, и Марита тут же подхватила ее и положила на колени, по-прежнему не спуская с Кэтрин глаз.

Кэтрин читала молча. Она уже прочла половину второй тетради. Затем неожиданно разорвала ее пополам и швырнула на пол.

– Отвратительно, – сказала она. – Гадость какая-то. Вот, значит, каким был твой отец.

– Нет, – сказал Дэвид. – Это только одна его черта. Ты же не дочитала.

– Ни за что не стану дочитывать.

– Я тебя предупреждал.

– Нет. Вы нарочно все подстроили и заставили меня прочесть.

– Дай мне, пожалуйста, ключ, Дэвид. Я спрячу тетради, – попросила девушка. Она подобрала с пола разорванные половинки: Кэтрин разорвала тетрадь по сгибу.

Дэвид дал Марите ключ.

– В школьной тетрадке это выглядит еще отвратительнее, – сказала Кэтрин. – Ты просто чудовище.

– Это было необычное восстание, – сказал Дэвид.

– Тем более странно, что ты взялся писать о нем.

– Я же просил тебя не читать.

Кэтрин заплакала.

– Я тебя ненавижу, – процедила она.

Поздно вечером они лежали в постели у себя в комнате.

– Она уедет, и ты избавишься от меня или упрячешь куда-нибудь, – сказала Кэтрин.

– С чего ты взяла?

– Ты же сам предложил поехать в Швейцарию.

– Мы можем посоветоваться с врачом, если тебя что-то беспокоит. Ничего страшного, все равно что пойти к дантисту.

– Нет. Они упрячут меня. Я знаю. Нам это кажется безобидным, а они решат, что я сумасшедшая. Я знаю, как поступают в таких заведениях.

– Это будет приятное и прекрасное путешествие. По едем через Экс-ан-Прованс, потом по каналу Сен-Реми и вверх по Роне до Лиона и в Женеву. Зайдем к доктору, получим дельный совет, а заодно и развлечемся в дороге.

– Я не поеду.

– Хороший, толковый врач, который…

– Я не поеду. Ты что, не слышишь? Я не поеду. Не поеду. Обязательно доводить, до крика?

– Ладно. Не думай об этом сейчас. Постарайся уснуть.

– Обещай, что мы не поедем.

– Не поедем.

– Тогда я посплю. Ты будешь работать утром?

– Почему бы и нет?

– Работай хорошо. Я знаю, ты можешь. Спокойной ночи, Дэвид. Ты тоже поспи.

По ночам он долго не мог заснуть. А когда засыпал, видел сны об Африке. Это были хорошие сны, и однажды он даже проснулся от такого сна и тут же сел работать. К тому времени, когда рассвело, он написал приличный кусок нового рассказа и даже не заметил, каким красным было в то утро солнце. В рассказе он ждал появления луны и ощущал, как становится дыбом шерсть собаки, когда он гладил ее, стараясь успокоить, и они вместе всматривались и вслушивались в темноту, пока не взошла и не разбросала тени луна.