К востоку от Эдема - Стейнбек Джон

Он действовал расторопно; так же, как и в первый раз, роды прошли невероятно быстро. И Самюэл вновь перевязал пуповину. Ли принял у него из рук второго младенца, обтер его, запеленал и положил в корзину.

Самюэл обмыл роженицу и осторожно передвинул ее, чтобы сменить белье. Он поймал себя на том, что не хочет видеть ее лицо. Укушенная рука начинала неметь, и он спешил, как только мог. Накрыв Кэти чистой белой простыней, он приподнял ей голову, чтобы поменять подушку. Наконец, все было сделано, и ему пришлось взглянуть на нее,

Золотистые волосы Кэти намокли от пота, но боль уже ушла с ее лица. Оно застыло, как каменное, и ничего не выражало. Было видно, как на шее у нее пульсирует жилка.

— У вас двойня, — сообщил Самюэл. — Два чудесных мальчика. Но между собой они не похожи. Родились каждый в своей, отдельной рубашке.

Ее глаза смотрели на него холодно, без интереса.

— Сейчас я вам их покажу, — сказал Самюэл.

— Не надо, — бесстрастно ответила она.

— Но как же, милая, разве вам не хочется взглянуть на ваших деток?

— Нет. Они мне не нужны.

— Ну, это у вас пройдет. Вы сейчас устали, но скоро все наладится. Должен вам сказать, я никогда не видел таких легких и быстрых родов. Она отвела глаза в сторону:

— Эти дети мне не нужны. Занавесьте окна, я хочу, чтобы было темно.

— Это в вас усталость говорит. Через несколько дней станете совсем другой и забудете то, что сейчас сказали.

— Не забуду. Уходите. Заберите их из комнаты. Пришлите сюда Адама.

Самюэла поразил ее тон. В голосе у нее не было ни слабости, ни усталости, ни мягкости. И то, что сказал Самюэл, вырвалось у него невольно.

— Вы мне неприятны, — сказал он и тотчас пожалел, что не может проглотить эти слова, загнать их обратно, в свое сознание.

Но Кэти будто и не слышала.

— Пришлите сюда Адама, — повторила она, В маленькой гостиной Адам мельком взглянул на сыновей, потом быстро прошел в спальню и захлопнул дверь. Через мгновение раздался стук молотка. Адам снова прибивал над окнами одеяла. Ли принес Самюэлу кофе.

— Рука-то у вас сильно повреждена, нехорошо это.

— Да, знаю. Боюсь, еще намучаюсь.

— Почему она вас укусила?

— Не знаю. Она — странная.

— Давайте-ка, мистер Гамильтон, я вас полечу. А то без руки останетесь.

Самюэл сидел подавленный.

— Делай что хочешь. Ли. До чего же мне тяжко на душе, тяжко и тревожно! Жаль, я не ребенок, а то бы заплакал. И нельзя мне от страха терять голову, я для этого слишком стар. Но такой тоски не знал я с тех пор, как в руках у меня умерла птаха: помню, сидел я тогда у ручья и горевал — ох, как же давно это было!

Ли вышел из комнаты и вскоре вернулся с маленькой шкатулкой из эбенового дерева, на которой были вырезаны изогнувшиеся драконы. Сев рядом с Самюэлом, Ли достал из шкатулки треугольную китайскую бритву.

— Будет больно, — мягко предупредил он.

— Постараюсь вытерпеть.

Кусая губы, сам чувствуя, какую он причиняет боль, китаец вдавил бритву в руку Самюэлу, вспорол следы укусов, срезал лохмотья кожи и долго скоблил ладонь с обеих сторон, пока из ранок не потекла здоровая, алая кровь. Встряхнув бутылочку с этикеткой «Бальзам Холла», он полил изрезанную ладонь желтой мазью. Потом пропитал бальзамом носовой платок, наложил его на руку и туго завязал. Лицо у Самюэла перекосилось, он ухватился левой рукой за подлокотник кресла,

— Это в общем-то просто карболовая кислота, — сказал Ли. — Чувствуете по запаху?

— Спасибо, Ли. Извини, что я так скрючился — веду себя, как дитя малое.

— Вы даже не вскрикнули ни разу. Я бы наверняка так не смог. Сейчас принесу вам еще кофе.

Из кухни он вернулся с двумя чашками и сел рядом с Самюэлом.

— Пожалуй, уйду я отсюда, — сказал он. — Нет у меня желания смотреть, как губят жизнь.

— Ты о чем, Ли? — вздрогнув, спросил Самюэл.

— Не знаю. Случайно вырвалось.

Самюэл поежился.

— Люди — глупцы, Ли. И хотя раньше я сомневался, теперь вижу, что китайцы ничуть не умнее других.

— А почему вы в этом сомневались?

— Нам кажется, будто чужеземцы всегда сильнее и умнее нас.

— Что вы хотите этим сказать?

— Возможно, глупость даже необходима человеку: все эти поединки с демонами, бахвальство, малодушная храбрость, с которой мы неустанно стремимся развенчать Бога, детская трусливость, что дает о себе знать в сумерках на пустынной дороге, когда в любом высохшем дереве нам мерещится привидение… Может быть, это прекрасно и необходимо, но…