Тяжело в учении, легко в бою - Уэлш Ирвин

У Джека на лице появляются скорбь и отвращение.

– Я подготовил детальный доклад о том, что ебля блядей не противоречит Святому писанию… Куда там, в штаб-квартире церкви Шотландии меня и слушать не стали!

Сосед, похоже, тоже не хочет слушать и разгневанно вставляет:

– Но не в церкви же, в воскресенье, да еще и перед прихожанами!

Я не удержался и расхохотался так, что напугал и Дженни, и ее подружку. Джек решительно не согласен с Соседом:

– Я заплатил за сутки, поэтому и драть ее собирался сутки и ни минутой меньше! Виноват я, что ли, что эти чертовы пресвитеры со своими ебучими женами приперлись так рано? Цветочки им, видите ли, разложить потребовалось! Ну и застукали меня, я как раз деваху поперек алтаря пристроил… Но, скажу вам, парни, – и его лицо расплывается распутной рожей сатира, – оно того стоило. У меня такой бабы никогда не было. Да она и сама сказала: никто, говорит, меня так не драл. Прелесть деваха, из Боллингри, если память мне не изменяет.

У меня чуть бутылка шампанского из рук не выпала. Я быстренько извинился, забрал Джен и – в тачку.

Отца дома не оказалось, а на кухонном столе нас ждала записка, нацарапанная на корешке билета из тотализатора:

Встречаемся в “Майнез Вэлфер” в восемь. Будет сюрприз. Есть новости.

– Что он там еше выдумал?

– Понятия не имею, но на вечеринку пойти придется, – говорит Дженни. – Возьмем шампанское. А потом сделаем от сюда ноги. Прямо ночью… на мотоцикле!

Вот это мне уже не нравится. Это уже называется искушать судьбу по-крупному. Особенно после того, что случилось с Крейви. Однако показать, что я пересрал, желания нет. Да и лишиться романтического ореола не хочется…

– Э… А что с Амброзом будем делать?

– Пока кое-где пристрою. Его потом к нам привезут. Непременно хочу уехать отсюда на байке Крейви. – А у самой глазенки горят, что у твоей деревенской дурочки, которой только, что конфетку пообещали. – Это так символично, правда? Вот бы он порадовался!

Ни хуя себе, с чего это она решила, что Крейви бы порадовался? Да они и парой слов не перекинулись! Но спорить я не стал – у нее Сиськи и Жопа, а для меня эта валюта еще долго-предолго останется высококонвертируемой. Я-то, честно говоря, надеялся, что после такой аварии бай к отправится под пресс, но эта железная херня, по сравнению со мной, вообще не пострадала!

Так, шампанское – в холодильник, Амброза оставляем внизу, а сами наверх, в койку – оттопыриться.

Я тут прикинул, что если к тридцати годам у меня будет по пять оргазмов в день, то, можно считать, моя сексуальная жизнь удалась. Однако пятый раз не получается, во всяком случае, без таблеток не получается, потому как против закона всемирного тяготения не попрешь, и я засаживаю Дженни порцию спермы.

А потом сон бьет по мозгам, и в последней растворяющейся мысли тает неизвестно откуда взявшееся слово «Боллингри»: что еще за на хуй?

Очнувшись, сразу отмечаю: отца нет, а на улице темно. Перед глазами все плывет; это сон после секса – такое коматозное состояние, когда тебя быстро затягивает в глубокое беспамятство, а потом резко вышвыривает. Ощущение, как кессонка у водолаза. Яркие палочки на цифровых часах складываются в знаки:

8:57

– Дженни, просыпайся, – кричу в панике, – нам уже надо быть в «Вэлфере».

Она лишь переворачивается на другой бок.

– Отвали, Джейс, я не могу так сразу…

Но я мгновенно вскакиваю, запрыгиваю в трусняки, натягиваю штаны и остальные шмотки. Вот молодец, и она одевается. Смотрю, как Дженни напяливает одежду, и завожусь, чувствую, мой приятель поднимает голову. Однако отправляюсь в ванную – надо почистить зубы и вообще стряхнуть остатки сна.

С Амброзом на поводке мы добираемся до «Вэлфера», и у меня челюсть отвисает: там толпа народу и огромный транспарант со словами черной краской:

Поздравляем Фрэнсис и Алана!

Ну что я могу сказать? Это имена матери Крейви и моего старика. Не успеваю я охуеть от догадки, как пьяная Фрэнсис подгребает, пританцовывая, ко мне и показывает обручальное кольцо на пальце. Старый черт уже успел слетать в ювелирный магазин в Данфермлине.

– Видишь, дружок, как мы – раз! – и провернули, – говорит отец и игриво так приобнимает Фрэнсис. – Это было словно искра, а потом я просто решил остаться в гнездышке. – Рука отца бессознательно тянется к макияжу на обгорелой коже лица.

– Я-то уж думала, этот жеребец вырвался на волю и поминай, как звали, – говорит мать Крейви. Вот гадство, теперь придется звать ее «Фрэнсис». – И только когда Элли вернулся, я узнала, что твой отец еще здесь. – Она улыбается сквозь слезы.