Великая Мечта - Рубанов Андрей

– Видел его? – спросил Юра. – Перспективный. Очень. Сережа Знаев. Самый серьезный из всех, с кем я знаком. Не считая тебя.

– А я серьезный?

– Да. И он тоже. Не рискует, в криминал не лезет, пытается коммерцию делать. Интересный парень. Мы с ним друзья. Я ему денег в долг дал. И кстати, имей в виду: я сказал, что деньги – от нас двоих.

– Зачем?

– Дурак ты! Затем, что если со мной что-нибудь случится, типа посадят или убьют, – Сережа Знаев отдаст долг тебе.

– Понял, – солидно ответил я, солидно засопел и солидно развалился в кресле – вроде как солидный человек солидно приехал обсудить солидные дела; на самом же деле банально наслаждался покоем и уютом. Я ни минуты не сомневался, что Юра набивает себе цену. Никто его не посадит и тем более не убьет. Кому и зачем он нужен? Таких деловых сейчас – полгорода. Таких, как я, – вторые полгорода.

А между первыми и вторыми ловко снуют коренные жители, не забывая вовремя собирать арендную плату.

– Деньги есть? – спросил Юра.

– Нет.

– А чего молчишь?

– А что – нужно кричать?

– Деньги будут. Завтра. Край – послезавтра. Ты чего думаешь – я такой спокойный? Жду прихода. После тюрьмы я стал очень суеверный. Боюсь мазу спугнуть. Пока – вот, возьми пятихатку. Заткнешь первоочередные дырки...

Я печально потер пальцами лоб. Человек старше меня всего на десять дней – почему у него всегда есть лишняя пятихатка, а у меня ее нет? Неужели десять дней разницы так много значат?

– Пятихатка меня не спасает. Завтра – крайний срок за хату платить.

– Продинамь хозяев, – посоветовал Юра, приглушая «Земляничные поляны». – На пару дней. А это – возьми.

Я получил в ладонь пять купюрок и мрачно сунул в задний карман. Рассыпаться в благодарностях меж нами было не принято.

– Не клади в задний карман, – строго сказал друг. – Знаешь, как профессионалы называют задний карман?

– Нет.

– Чужой. Положить в задний карман – все равно что в чужой.

Кстати, продинамить квартирную хозяйку я не мог – и так уже тянул вторую неделю.

Нельзя сказать, что в этот момент я обозначился как некий сопляк-мудак, а Юра как гуру и пахан. Гуру мне никогда на хуй не были нужны – а вот помощь друга требовалась. Друг имел деньги, я не имел – почему не принять помощь друга?

Все взятые суммы я помнил и числил как долг.

– Теперь – в музей, – провозгласил Юра и стал стягивать с длинных жилистых голеней штаны.

После тюрьмы он носил только спортивные костюмы. Объяснял так: «Примут – заеду в хату в удобной одежде».

Мне стало тоскливо. Вместо непонятного похода в музей я предпочел бы сейчас срочно объехать нескольких относительно денежных приятелей с просьбами ссудить хоть десять долларов. Как ни хитри, как ни маневрируй, а какие-то деньги, хоть три бумажки, владелице квартиры завтра надо отдать. Иначе – выселит. Я и так уже балансировал на грани. Спасался только демонстрацией изысканных манер. Слава Богу, родители научили...

Друг проигнорировал мою кислую мину: подшучивая над собой, надо мной и подпевая Джону Леннону, он облачился, нацепил часы, потом добыл из ящика стола увесистую золотую цепь и деловито украсил себя ею.

– Вчера купил, – пробормотал он. – Сто пятьдесят баксов отдал.

– Тебе что, деньги некуда девать?

– Не в этом дело. По нашей жизни на себе нужно иметь как можно больше ценного. Однажды ты будешь убегать от мусоров в одних трусах. В окно прыгнешь. Вот тогда тебе и пригодится золото на шее. Или дорогие часы на руке.

Юра вышел в кухню. Я остался один и по старой привычке стал было рассматривать книжные полки, но тут громко щелкнул замок двери, ведущей в ванную, и мимо меня, обдав приятным запахом разогретого горячей водой молодого тела, прошла девчонка – невысокая, широкобедрая, стройная особь с маленькими, эстетически безупречными ступнями и чрезвычайно богатой грудью. Такой рубенсовско-кустодиевской, но при этом как бы невесомой, – обладательница несла ее с изрядным изяществом. Лицо имело выражение «а вот посмотрите, какова я!» Облачением юной даме служил пеньюар, практически полностью прозрачный – он не скрыл от моего взгляда ни ярко-розовые соски, ни круглый правильный живот с аккуратным пупком, ни даже грамотно подбритую промежность.

Я застеснялся. Дама – нисколько. Она деловито и тщательно вытерла полотенцем длинные светлые волосы. Бросила полотенце на пол. Взяла сигареты. Вольготно расположилась в кресле. Закурила. Мелодично представилась:

– Я – Света.

– Андрей. Она была как минимум на два года моложе меня, но смотрела чрезвычайно взросло, даже с превосходством. Ее взгляд я оценил как весьма неглупый.

– Ты тот самый Андрей, который теперь работает с Юрой?

– Типа того. А ты?

Таким вот практически голым теткам лучше сразу говорить «ты». Незачем миндальничать и включать интеллигента. Когда мужчина обращается к женщине на «ты», это ее резко дисциплинирует.

– Я? – деваха беззаботно хохотнула. – Я нигде не работаю. Сиськи по пуду – работать не буду.

Очень привлекательная, пронеслось в моей голове. Однако мне следует не чужих женщин разглядывать, а думать о том, как накормить свою.

– Слушай, – произнес я, глядя в пол. – Ты бы, мать, прикрылась.

– А что, не нравлюсь?

– Дело не в этом.

– В этом.

Она выпустила длинную струю дыма. Курила очень жадно. Я собрался было встать и уйти, но из кухни, что-то торопливо дожевывая, появился Юра и весело оглядел нас обоих.

– Ты бы прикрылась, – посоветовал он своей подруге.

– Зачем?

– Это просьба.

– Мне после ванны – жарко.

– А мне перед другом неудобно. Он, кстати, женат.

– Глубоко сочувствую.

– Накинь нормальный халат. Прикройся.

– Щас, все брошу и пойду накидывать халат.

Юра окаменел лицом и попытался взглядом внушить упрямой девчонке тысячелетнее превосходство самца над самкой – но самка, похоже, только забавлялась. Сидела на диване, закинув одну красивую ногу на другую, не менее красивую (в бедрах обозначились длинные мускулы), и теребила в пальцах невысохшие пряди волос. Дымила уже второй сигаретой.

– Ты делаешь ошибку, – проскрежетал мой товарищ.

– И ты, – легко парировала обладательница пудовых сисек. – Ты мне говорил, что в твоем доме я могу делать все, что хочу. Вот я и делаю, что хочу. А твой женатый друг пусть дышит ровно.

Меня задело.

– Я дышу так ровно, как тебе вовек не научиться.

Света рассмеялась. Очень красиво, далеко откидывая голову назад – так, что мне стали видны ее немного желтоватые верхние коренные зубы. У Юры был отменный вкус.

– Вижу, мальчики, вас всерьез возбудила. Кладов, ты куда-то собрался?

– Да, – мрачно ответил друг, деловито снимая с полки увесистый альбом репродукций Айвазовского. – Отъезжаем по делам.

– Вот и отъезжайте. Что ты хочешь на ужин, кроме меня?

Юра сдался и выдал широкую улыбку.

– Сама что-нибудь придумай. Пошли, Андрей.

Мы вышли в коридор и натянули куртки. Дерзкая девчонка осталась в комнате. Вдруг крикнула в наши спины звонким низким голосом:

– И кстати, тут пахнет блевотиной! Чужими бабами и блевотиной! Пока я ездила к маме, ты тут время зря не терял! Приводил девок! И они – наблевали! И ты, наверное, с ними! За компанию! Я это чувствую!

Юра пришел в несвойственное ему состояние паники, поспешил открыть дверь и выскочить прочь, увлекая меня за локоть. Уже в лифте признался:

– Иногда я ее боюсь.

– Бояться женщин – наша привилегия.

– Прекрати говорить афоризмами. Это дурной тон.

– А зачем тебе Айвазовский?

Друг протянул альбом мне.

– Открой на любой странице. Назови любую картину. Мне – не показывай.

– Пожалуйста. «Черное море».

– Сто сорок девять на двести восемь сантиметров, тысяча восемьсот восемьдесят первый год, холст, масло, находится в Третьяковской галерее.

– Верно.

Я помедлил и спросил:

– Хочешь выставить Третьяковскую галерею? Юра бросил на меня значительный взгляд.

– Я тебе этого не говорил.

Спустились во двор, уже изрядно нагретый жестковатым солнцем. Сели в машину. Выкатились со двора – и тут же едва не нажили себе неприятностей. Чудом избежали столкновения с мчащимся словно пуля огромным автомобилем, немецким или американским – Бог знает. Хищно прижимающийся к асфальту сухопутный крейсер резко оттормозился, загудел басом, взревел и помчался дальше.

– Скоро и мы так будем ездить, – сказал Юра, задумчиво, но без капли зависти провожая взглядом мощную обтекаемую корму миллионерского экипажа.

– Интересно, кто там внутри сидит.

– Кто-нибудь из «Алисы».

– Откуда?

– «Алиса» – мировая система бирж. Центральный офис – на Уолл-стрит. Владелец – миллиардер и наш с тобой ровесник.

– Разве так бывает?

– Бывает. Это мы с тобой – дешевые папуасы, не умеющие копейку поднять. А есть другие люди. Они крутят такие дела, какие нам и не снились.