Сажайте, и вырастет - Рубанов Андрей

В позапрошлый раз мы тянули так энергично, что подняли жадного мента в воздух, и он упал с немалой высоты.

Мы рванули. Целый метр веревки вошел внутрь. И еще метр. Я почти дотянулся.

– Еще, еще!!! Кипяток готов, нет? И хрен с ним, заточку давайте, живо!!!

Мне швыряют снизу самодельный нож, я снова просовываю голую руку в дыру и перерезаю тугие волокна.

«Конь» лопается с тупым звоном, и я лечу кубарем с высоты, разбивая в кровь колено и плечо об острые стальные углы ближних шконок, однако крепко сжимая в руке спасенные посылки. Их только две. Третья, и последняя, при обрыве «коня» выскочила из узла и все-таки стала добычей нашего неприятеля. Четверо тех, кто тянул снизу, тоже падают, но с меньшими потерями.

– Малой, – говорю я, задыхаясь, обливаясь потом, руки в крови, в груди и в мозгу – ненависть ко всем решеткам в подлунном мире,– ты соображаешь, что делаешь? Почему не пробил поляну?

– Я пробивал! – оправдывается Малой.

– Видишь, как ты пробивал? – с досадой гудит Джонни, показывая пацану разлохматившийся обрывок «коня». – Груз – спалился! Давай зеркало!

Приходится вновь запрыгивать на решку. В стене многими поколениями арестантов проделана дыра, из нее торчит кусок железной арматуры, а к нему подвязана особая петля – жгут из туго перекрученных тряпок. Упирая ногу, я взлетаю вверх, опять просовываю руку и пытаюсь посредством зеркальца увидеть стоящего внизу контролера.

– Старшой,– негромко зову я. – Слышь, старшой!..

– Говори,– разрешает снизу осторожный голос.

– Груз верни.

– Груз? – старшой не прочь покуражиться. – Сейчас твой груз будет на столе у кума, понял?

– Не надо кума,– возражаю я культурно. – Давай договоримся, а? Внесу штраф по таксе!

– А таксу – знаешь?

– Обижаешь, начальник! Переговоры длятся минут десять. Уже ясно, что к куму никто идти не собирается. Незачем. Администрация тюрьмы знает про Дорогу все, но вынуждена мириться с существованием самодельных веревок, протянутых между окнами тюремных корпусов. Можно оборвать их, устроить повальные обыски, найти и изъять – но через сутки десять тысяч арестантов все починят и восстановят. Можно проводить карательные акции хоть каждый день. Мосластый контингент следственного изолятора все равно придумает выход.

Наконец я делаю знак, и Джонни протягивает мне снизу моток «контрольки» – тонкой, но прочной бечевки, слаженной, в отличие от «коня», не из свитеров, а из носков. Как раз для таких случаев.

– Старшой, не дуранешь?

– Нет.

– Тогда встречай. Я привязываю к концу «контрольки» грузик в виде нескольких камешков, обмотанных куском тряпки, а повыше закрепляю пятидесятирублевую купюру и опускаю деньги вниз, чтобы через пару минут поднять наверх спасенный груз. Спускаюсь с подоконника. Повертев в дрожащих от напряжения руках предмет переживаний, я в крайней досаде швыряю его на постеленное под стеной одеяло.

Груз – пачка дешевых сигарет без фильтра (такие стоят в тюремном ларьке три рубля), грубо завернутая в бумагу и неаккуратно запаянная в полиэтилен. На лицевой стороне адрес:

КАЛЬКУ САРАТАВСКАМУ В Х.138

Я не могу удержаться от того, чтобы не выругаться, – избегая, однако, опасных нецензурных выражений, ведь среди находящихся рядом арестантов вполне могут оказаться друзья или знакомые уважаемого Николая из города Саратова, и они непременно доведут до его сведения мои оскорбительные высказывания. Таковы здешние нравы.

– Вот, Малой, – говорю я, – из-за этого голимого порожняка кипеж поднялся на пол-Централа! Делай выводы!

Малой покаянно кивает.

Правда и то, что в пачке дрянного курева могли быть спрятаны наркотики, тысяча рублей денег, план побега из тюрьмы или инструкции подельнику – что и как говорить на очередном допросе. Так что для дорожника все грузы – одинаково ценны, и за пропажу любого из них он отвечает по всей строгости. Если он ошибется, его накажут очень просто: уберут с Дороги, и все. Слава Кпсс выберет из сотни человек другого молодого, крепкого, дерзкого парня. А провинившийся окажется затрамбован в глубинах хаты, будет спать в четыре смены. Возможно, потом, спустя месяцы, своим кристальным поведением он добьется реабилитации, но проступок – останется за ним.

Здесь любой проступок всегда остается за тобой. Поэтому Малой, Джонни и я с облегчением отдуваемся, вытираем полотенцами с лиц и плеч обильный пот и закуриваем мой «Житан». Влажность такова, что сигареты едва тлеют.