Преступление - Уэлш Ирвин

У меня дедушка со стороны отца из Килмарнока.

«Килмарнок» она произносит как «Кил-мир-нок».

— Вовремя старик эмигрировал, - поддразнивает Джинджер, добрея на глазах.

Леннокс стращается к Риордану.

— Наверно, в Нью-Йорке на службе несладко приходилось?

Риордан не спешит соглашаться.

— Сейчас, Рэй, Нью-Йорк уже не тот, что раньше. Но я не жалею, что всю жизнь служил в полиции. Ни о едином дне не жалею.

— Как, должно быть, в Нью-Йорке опасно, особенно по сравнению с Британией. На каждом шагу вооруженные банды. — Труди бросает быстрый взгляд на Леннокса, ежится.

На сей раз Риордан машет рукой, даже не дослушав.

— Вот уж не хотел бы я работать в британской полиции без револьвера.

Труди щелкает зубами. Леннокс знает эту привычку, индикатор нервозности.

— Но разве тогда опасность не увеличивается? По-моему, если правонарушителю известно, что полицейский вооружен, вероятность, что он сам задействует оружие, куда выше. Вы, наверно, не одного и не двух человек подстрелили. Я права?

Риордан добродушно улыбается Труди, опускает бокал.

— Деточка, я за все годы службы никогошеньки не подстрелил. Хотя работал в самых опасных кварталах — Бруклине, Бронксе, Квинсе. Можете сами список продолжить. Я вам больше скажу: я не знаю ни одного копа, который бы в человека стрелял. За двадцать пять лет я только дважды вынул револьвер из кобуры.

Труди чуть ли не мурлычет, игра в юное создание и убеленного сединами дядюшку явно затянулась. Перед Ленноксовым мысленным взором список приглашенных удлиняется на два пункта.

— Ох, опять разговоры о работе, — ворчит Долорес. — Девочки, пора оставить мальчиков одних. — Долорес поднимается, пластиковый стул скрежещет по плиточному полу. Джессика следует ее примеру. Труди с минуту колеблется, явно предпочла бы общество двоих пожилых мужчин и одного помоложе обществу двух пожилых женщин, но понимает, что по протоколу шотландских шовинистов на сегодня запланировано дружеское общение, и идет в гостиную.

Джинджер выгибает шею, убеждается, что раздвижные стеклянные двери плотно сомкнулись.

— Потому что теперь в полиции все не так. — Джинджер проглатывает окончания, речь его неразборчива. — Все к такой-то матери полетело. Причем всюду. Выскочек развелось, что собак нерезаных, так и норовят нас, старых коней, поучать.

Верно, Билл?

— Пожалуй, — криво улыбается Риордан. Как и у Леннокса, у него хватает ума не лезть в драку, усердно распаляемую хозяином дома.

— Рэй, а ты что скажешь? — Джинджер бросает вызов, с прищуром смотрит на бывшего сослуживца.

Леннокс судорожно, одним глотком, допивает пиво. Повышение в звании было восемь лет назад. С тех пор его карьерный рост заглох, и все из-за отдельных ублюдков. Пожатием плеч Леннокс в очередной раз уклоняется от ответа.

— Наверно, Жеребец, так уж мир устроен, — хмыкает Билл Риордан.

— Да, но это неправильно. — Джинджер прищуривается, смотрит на Леннокса взглядом прокурора. — И их еще полицейскими называют. Твое дело только Роббо мог осилить. Вот это был настоящий коп!

Леннокс делает глубокий вдох через нос, с удовольствием отмечает, что и на его синусит есть управа.

— Роббо на почве работы свихнулся, для него все кончилось раньше смерти, — чуть не выплевывает Леннокс. Хочет добавить: «А теперь и меня та же участь постигла. И вас заодно».

— Отличный был коп, мать его, — бормочет Джинджер — он, похоже, выдохся. — Внезапно Джинджер спрашивает: — А как там Даги Гиллман? Не изменился? А, Рэй? А? — Голос сходит на нет.

— Гиллман все такой же, — цедит Леннокс.

— Ну конечно... я и забыл, что вы ту куколку поделить не могли. Так он женился?

— Нет.

Повисает пауза. Чтобы при ней не присутствовать, Леннокс поднимается и идет в гостиную, где Джессика играет с Храбрулей, а Долорес разучивает с Труди танцевальные па.

— Я на боковую, — объявляет Леннокс. — После перелета никак не оклемаюсь.

— Эх ты, легковес, — поддразнивает Труди, голова у нее кружится от спиртного и танцев.

В ванной, примыкающей к гостевой спальне, Леннокс заглатывает две последние таблетки и готовится к очередной ночи, надеясь, что антидепрессантов на сегодня достаточно и кошмары отступят. Леннокс ныряет под одеяло. Болтовню и смех из гостиной в его мозгу поглощает привычная пульсация мыслей. Стартует обратный отсчет, как всегда, он предрекает, что измученному, выжатому Ленноксу и сегодня будет отказано в сне. Вместо сна ему полагаются мысли.