Прощание с весельем - Самохин Николай Яковлевич

И этой мерой пока и ограничился.

Проходит месяц, возвращается шпион. Докладывает: так точно — кушают. Каждый тащит эти пряники полными авоськами. И так их едят, и тюрю делают, только что крыши пряниками не кроют.

Государь, как услышал про тюрю, даже с лица переменился. Дело в том, что он имеющиеся пряники к этому времени приел, и теперь стоял перед альтернативой: или ему соглашаться с предложением Тридевятого государя и фуговать за пряники валюту, или…

Ну, конечно, на расходование валюты он, по трезвому рассуждению, не решился. Выбрал второй вариант: пригласил военного министра и, отворачивая лицо, сказал:

— Собирай войско.

Военному министру, как известно, подобные распоряжения дважды повторять не требуется. Он быстренько отмобилизовал всевозможные возраста, еще одному вассальному государству пригрозил, те четыре дивизии выставили — вот войско и готово.

Скоро сказка сказывается, еще скорее дело делается. Особенно такое богопротивное дело, как захват чужой территории в целях отъема медовых пряников. Нe успели в Тридевятом царстве опомниться, а уж вражеские войска оттяпали у них главный пограничный город. Ну, захватили. Как положено, маленько пограбили, маленько понасильничали. Но что касается пряников, тут надо отдать справедливость, никакого мародерства допущено не было. Все пряники у местного населения конфисковали, ссыпали в короба (итого получилось двести семьдесят коробов) и привезли в главную ставку — Его Величеству.

Вышел Его Величество из шатра, в окружении свиты и высшего командного состава, запустил руку в ближайший короб, достал пряник, который покрасивее, погрозил перстом в сторону неприятеля: «Валюты тебе захотелось!» — и сделал надкус.

Что такое! Совсем другой пряник. Доска какая-то пересушенная.

— Ничего не понимаю! — говорит государь. — Видать, у меня ратные заботы вкус отшибли. Ну-ка, вы попробуйте.

Свита царская и высшее офицерство рассредоточились вдоль коробов, берут пряники, пробуют. На всех лицах то же недоумение. Некоторые, у кого челюсти послабее, даже угрызть пряника не могут. Главнокомандующий два передних зуба выломил. Обидно! Восемь кампаний отвоевал — царапины не имел, а тут — на тебе. Зажал главнокомандующий свои драгоценные зубы в кулаке — и строевым шагом к государю.

— Ваше Величество! — говорит. — Не иначе как здесь организованный саботаж и укрывательство. Разрешите, я этот мерзкий город спалю.

— Пали! — отвечает Его Величество.

Спалили.

Двинулись дальше… Спустя некоторое время спалили второй город, третий и четвертый. И все без толку. Заветных пряников нигде нет. То есть, вообще-то говоря, везде их предостаточно, в каждом населенном пункте. Но что это за пряники! Гвозди ими забивать, а есть никак невозможно.

Словом, начала кампания затягиваться. Среди нижних чинов, которые утратили к прянику почтение и стали его в свой рацион добавлять, брожение пошло: «Вот, братцы, за какое барахло кровь проливаем!» Офицеры потихоньку ропщут: трофеев никаких. Вдобавок казначей тревогу ударил — столько денег этот поход сожрал, что жалованье платить нечем. Еще, мол, пару городов сжечь можно, а там хоть у неприятеля одолжайся.

Тут уж и сам государь засомневался. Собрал военачальников и говорит:

— Странная какая-то война… И начата вроде из принципиальных соображений, а пользы никакой. Одни убытки… Как подумаю — выгодней было валюту отдать. Вот что: велю я вам военные действия на время прекратить, а мне приведите какого-нибудь обывателя — хочу с ним лично побеседовать.

На другой день поймали обывателя, из зажиточных. Доставили перед светлые вражеские очи Тридесятого государя.

— Так, любезный, — говорит Его Величество. — Расскажи-ка нам все, что знаешь о знаменитом вашем медовом прянике. Уж ты-то его наверняка едал — по роже видать.

Трясется обыватель, глаза дикие таращит, а сказать ничего не может. Или, что скорее всего, не хочет.

— Говори, не бойся, — поощряет его царь. — Скажешь добром — велю дать тебе хромовые сапоги, сковородок — сколько унесешь — и… деньгами.

— Да об чем говорить, Ваше Величество?! — стонет обыватель.

— Ох, и упрямый же народ! — остервенился государь. — Ну-ка, всыпьте ему!.. Хоть я и не сторонник.

Всыпали.

Никакого прояснения. Только орет неприлично.

— Да что же это такое? — говорит Его Величество, отчаявшись. — Может, он не понимает, о чем его спрашивают? Принесите, что ли, образец.