Сердце на ладони - Шамякин Иван Петрович

«Сергей! Скажи Комаренке, чертову эскулапу, что если он не отдаст Лютикову часть тех немецких лекарств, которые прислал «Хирург», я его расстреляю за невыполнение приказа. Жила он, индивидуалист, сукин сын!»

Лекарства, которые прислал «Хирург»… Не Доктор, а «Хирург».

Но слово «Доктор» Варава дважды писал без кавычек, а «Хирург» взял в кавычки. Судя же по всему, комиссар отряда был аккуратный и грамотный человек. Почему же он по-разному писал подпольные клички? Очень похоже, что имеется в виду один и тот же человек. Доктор — это для него, Варавы, для Маруси, для узкого круга, кто лично знал и поддерживал с ним связь. «Хирург» — для всех остальных, например, для врача отряда Комаренко. Лекарства мог прислать, разумеется, только врач или аптекарь.

От напряженной работы у Шиковича разболелась голова. Нет, хватит документов! Надо искать живых «чапаевцев», от них больше узнаешь. Он выписал десятки фамилий. Где эти люди? Варава погиб в сентябре сорок второго… Красенков, командир отряда, был отозван в Москву. В папке есть радиограмма Центрального партизанского штаба. Где он теперь? Других «чапаевцев» Шикович не знает. Как не знает? А Гукан? Правда, Семен Парфенович пришел туда значительно позже, в начале сорок третьего, когда уже была сформирована бригада. Но комиссару должно быть известно о связях, которые были у отрядов, вошедших в бригаду! Почему же Гукан ничего не рассказал ему, когда они работали вместе, ни о Докторе, ни о «Хирурге», ни о Марусе? Малозначащие факты? Может быть, только ему, Шиковичу, человеку с фантазией, они кажутся теперь столь существенными? Или десять лет назад кое-чего нельзя было касаться? Как бы то ни было, а надо начать с Гукана. Поговорить откровенно, дружески. Высказать свои сомнения и догадки. В конце концов, он сам, наверное, понимает, что в книге его много неточностей, пробелов и что сейчас, после XX съезда партии, можно полнее, более объективно осветить всенародную борьбу с фашизмом.

Человек нетерпеливый, Шикович прямо из архива направился в горисполком. В приемной Гукана, как всегда, было много народу. Работники городских учреждений. Все по неотложным делам. Большинство знало Шиковича, с ним вежливо здоровались. Шикович намеревался с ходу проскочить в кабинет, однако новая секретарша задержала его.

— У Семена Парфеновича совещание торговых работников.

— Ух, эти торговцы! Только заседают без конца, а торговать не умеют. Сколько их там?

— Кого? Товарищей из управления торговли? Трое.

— Пойди, голубка, спроси у мэра, долго нам ждать? Скажи, Шикович спрашивает.

Услышав знакомую фамилию, девушка с любопытством посмотрела на Кирилла и послушно нырнула в будку: кабинет, для того чтоб туда не проникал шум, отгорожен был от приемной причудливым сооружением, напоминавшим кабину на междугородной телефонной станции.

Вскоре один за другим, все с пухлыми папками, вышли руководители городской торговли. Следом за ними появился сам Гукан. Стал в дверях — высокий, в сапогах, галифе, но хорошо скроенном пиджаке, с галстуком.

— Кирилл Васильевич, у тебя надолго? А то, видишь, сколько народу ждет.

— Да хотел посоветоваться насчет одного дела.

Гукан был уверен, что Шикович пришел по поводу сына.

Чтоб придать беседе дружеский характер, Гукан сел у края длинного стола для заседаний против открытого окна, за которым шептались каштаны. Его несколько удивил вид Шиковича. Непохож на огорченного, расстроенного отца.

Кирилл вытащил из бокового кармана листочки — копии, которые снял с архивных документов, разгладил их на столе и, не успев даже присесть, спросил:

— Семен Парфенович, вы хорошо знали Вараву?

Гукан почувствовал себя, как пассажир самолета, попавшего в воздушную яму. «Что это он? Заходит издалека?»

— Какого Вараву? Того?

— А разве есть еще какой-нибудь?

— Нет. Но фамилия не такая уж редкая. Прокопа я знал. До войны еще.

— Интересный был человек?

Теперь все внимание Гукана сосредоточилось на бумажках, которые Шикович все еще осторожно разглаживал. Нет, это не старые документы. Белая бумага, стандартные листы, на каких пишут в редакции. Какие-то его заметки, должно быть,

— Интересный. Я ведь рассказывал тебе, когда…

Он хотел сказать: «когда мы писали книгу», но осекся.

— В войну вы встречались с ним?

— Один раз. На заседании обкома.

— Но ведь вы были потом комиссаром бригады, которая выросла из отряда Чапаева…