Воронья дорога - Бэнкс Иэн

Собственно говоря, это была единственная скульптура, которую Даррен успел сделать в натуральную величину. В спонсоры он заполучил компанию по производству цемента, согласившуюся дать деньги и материалы, но куда как сложнее оказалось найти место для установки изделия – муниципалитету не пришлась по вкусу идея, что поблизости от города может появиться фиговина величиной в четыре гаража. Да вдобавок парочка плюгавых газетенок подняла хай о возмутительной трате общественных денег и не менее возмутительном загаживании нашего хрупкого ландшафта псевдохудожественными и психопатомужеложественными по(д)делками. На выручку пришел не кто иной, как дядя Фергюс: замолвил, где надо, словечко, и участок выделили.

Даррену пришла мысль сыграть на газетной шумихе, дав своей штуковине какое-нибудь обалденно-претенциозное название. Помню, как однажды на вечеринке обсуждался «Диалектический кинетико-статический объект "Альфа" на Лузитанском побережье». Но окончательным стало наименование «Блок-1».

До ближайшей тропы отсюда было три километра, и даже рисковый яхтсмен, идя впритирку к берегу, если и замечал блок, то, скорее всего, принимал его за какую-нибудь развалину времен войны. Короче говоря, не та посещаемость, что у Сочи-холл-стрит. Но Даррен был счастлив. Его изделие работало: когда прилив достигал нужного уровня, получалась такая какофония, будто призрак блуждал в лабиринте из плохо настроенных органных труб. Да вдобавок притоком и оттоком воды с лязгом распахивало и захлопывало крышки люков, открывая и закрывая воде доступ к накопителям, и, в зависимости от силы волн, из ржавых трубок били вверх фонтаны разной высоты – ни дать ни взять кубистский кит. Даррен уверял, что он многому научился у «Блока-1». Вы подождите, вот будет второй, а потом еще…

Я думал о тете Фионе, потому что вообще думал о смерти, и перебрал в памяти всех знакомых людей, до срока завернувших ласты, но что-то оставивших в моей душе. Тетя Фиона – лишь слабый след. Хотя мне и было одиннадцать, когда она погибла, я ее знал неплохо. Но как будто с ее ранней смертью потерял возможность регулярно обновлять воспоминания о ней, и они быстро истлели. Природа не терпит пустоты, и принадлежавшее тете Фионе местечко в моей голове заполнилось сведениями о других родственниках, еще живущих.

А ведь она мне нравилась, это я точно помню. Хорошая была женщина. Разрешала нам играть в замке и вокруг, водила иногда гулять на берег. Мне она казалась одновременно и молодой и старой. Тетя Фиона не принадлежала к поколению Фергюса и Лахлана и даже к поколению моего отца. Она выглядела моложе их, не говоря уж о настоящих стариках, таких как бабушка Марго. Нет, тетя Фиона была ближе к нам, когда мы были детьми. И этим напоминала дядю Рори.

Как в воду канувшего дядю Рори. Вот какая мысль пришла мне в голову: если сообщения о папиной смерти появились в нескольких газетах (отчасти из-за его хоть и скромной, но все-таки известности, а отчасти из-за того, что смерть была, как ни крути, необычной и эффектной), то Рори мог узнать и подумать: не мешало бы связаться с нами. Но этого не случилось, а похороны уже завтра. Живущий во мне романтик хотел, чтобы дядя Рори появился на церемонии, взял да и очутился во дворе лохгайрского дома. Но это, конечно, маловероятно – природа чудесами не разбрасывается.

Ветер трепал волосы на темени и затылке. Я взглянул в фиолетовое небо: звезд почти нет. Пока не заболела шея, я рассматривал небеса, а потом сказал вслух, громко:

– Понял?

Ничего. На песке шуршали волны. Я опустил голову. Над отражением неба в воде скользила на бреющем пара чаек. Дивясь всему этому, я покачал головой.

Скончался папа, как склонен был считать дядя Хеймиш, при обстоятельствах мистических. Точнее, его покарал Господь.

Более всего Хеймиш был потрясен и огорчен своей причастностью к этому событию. Не так беспокоила дядю его собственная роль в драматическом эпизоде, как жуткое предположение: а может, и правда существует Бог, который слушает, думает, решает и действует точь-в-точь как простой смертный, разве что у него больше возможностей. Видимо, папа был прав, когда утверждал, что дядя просто в игрушки играет и по-настоящему не верит в свою карательную протоересь.

Дядю Хеймиша, похоже, заботливые доктора накачали успокоительным. А папа упокоился сам, и заботу о нем взяло на себя похоронное бюро, и скоро он окажется под розами в глухом углу лохгайрского парка. При жизни так и не крестившийся, он будет похоронен в неосвященной земле.