Кожа для барабана, или Севильское причастие - Перес-Реверте Артуро

– Мама.

– Оставь меня в покое, мамочка, пожалуйста. – Она повернулась к Куарту, как бы ожидая от него большего понимания, чем от Макарены, и указала на текст на экране. – Это отчет о внутреннем аудиторском расследовании в банке «Картухано», проливающий свет на проблемы Пенчо и на всю его игру вокруг церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной. Обнародование его немного повредит банку и очень сильно – моему зятю. Очень сильно. – Она усмехнулась уголком рта. – Не знаю, простит ли мне это когда-нибудь Октавио Мачука.

– Ты собираешься рассказать ему?

– Естественно. Ты думаешь, я брошу камень, а потом спрячу руку за спину? Но он живет на свете достаточно долго, чтобы понять… Кроме того, ему наплевать на банк. С возрастом он стал совершенно безответственным.

– Откуда вы взяли этот доклад?

– Из компьютера моего зятя. Он не слишком-то надежно защищен. – Она покачала головой, и в том, как она это сделала, Куарту почудилась печаль – искренняя печаль. – Мне правда жаль, потому что я всегда симпатизировала Пенчо. Но тут вопрос стоит так: либо церковь, либо он. Каждый должен держать свою свечу сам.

На модеме замигала лампочка. Крус Брунер мельком взглянула на нее, затем повернулась к священнику. Ее глазами смотрели на него все поколения герцогов дель Нуэво Экстремо, чья кровь текла в ее жилах.

– Это факс, – сказала она, и ее пергаментные губы изогнулись в усмешке, которой Куарт никогда не видел у нее: презрительной и жестокой. – Я передаю доклад во все газеты Севильи.

Стоявшая рядом с ней Макарена отступила на шаг, в тень, и застыла так, глядя в пространство. Медленные удары английских часов зазвучали внизу, среди покрытых темным лаком картин, несших свою многовековую вахту в полумраке «Каса дель Постиго». Казалось, вся жизнь, какая только была возможна в этих стенах, нашла себе прибежище здесь, под светом галогеновой лампы, освещавшей клавиатуру компьютера и костлявые руки старухи. И Куарт испытал абсолютную уверенность в том, что в этот момент призрак Карлоты Брунер улыбается в окне башни, а вверх по реке скользят белые паруса шхуны, наполненные бризом, который каждую ночь долетает сюда с моря.

Крус Брунер, герцогиня дель Нуэво Экстремо, умерла в начале зимы, когда Лоренсо Куарт в течение уже пяти месяцев находился в Боготе в качестве третьего секретаря Апостольской нунциатуры в Колумбии. Он узнал о ее кончине из нескольких строк в международном издании «АБЦ», сопровождавшихся длинным списком титулов покойной и просьбой ее дочери Макарены Брунер, наследницы всех их, молиться за душу усопшей. Пару недель спустя он получил конверт с севильским штемпелем; внутри лежало траурное извещение в черной рамке, в общем повторявшее текст газетного сообщения. Письма не было, но зато была открытка со снимком церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной – та самая, что написала Карлота Брунер капитану Ксалоку, – которую Куарт когда-то нашел в своем гостиничном номере.

Со временем до него дошли и еще кое-какие подробности, касающиеся заключительных событий этой истории. Письмо отца Оскара Лобато, добравшееся до него сложным маршрутом – из маленькой альмерийской деревушки в Рим, а оттуда в Боготу, содержавшее некоторые рассуждения общего характера, а также пару поправок к представлению, которое имел о Куарте молодой викарий, принесло известие, что

Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, продолжает действовать и сохранил свой приход. Что касается Пенчо Гавиры, то однажды на страницах, посвященных экономике, американского издания «Эль Паис» Куарт прочел короткую заметку, в которой сообщалось о выходе на пенсию дона Октавио Мачуки, долгие годы возглавлявшего севильский банк «Картухано», и назначении на пост президента административного совета другого человека, имя которого ему ничего не говорило. А еще сообщалось об отставке дона Фульхенсио Гавиры и о сложении им с себя всех полномочий вице-президента и генерального директора банка.

Что же до отца Ферро, Куарт время от времени получал известия о том, что до определенного момента он находился в тюремной больнице, что суд признал его виновным в непредумышленном убийстве и что он был помещен в один из охраняемых приютов Севильской епархии, предназначенный для содержания престарелых священнослужителей. Там он и находился еще в конце той зимы, когда умерла «Вечерня»; состояние его здоровья вызывало сильные опасения, и, когда Куарт написал в этот приют, его директор ответил коротким учтивым письмом, из которого следовало, что отец Ферро вряд ли доживет до весны. Что он проводит все время в своей комнате, не общаясь ни с кем, а ночами, если погода хорошая, в сопровождении надзирателя выходит в сад и, сев на скамейку, молча смотрит на звезды.

Об остальных людях, жизни которых пересеклись с его жизнью за две недели, проведенные в Севилье, он больше никогда ничего не узнал. Постепенно они погрузились в глубины его памяти, присоединившись к призракам Карлоты Брунер и капитана Ксалока, так часто сопровождавшим его в его долгих вечерних прогулках по старинному колониальному кварталу Боготы. Они все исчезли, за исключением одного лица, да и то Куарт никогда не был полностью уверен, что видел именно его. Это случилось гораздо позже, когда Куарт, недавно переведенный в еще более глухую епархию – Картахену-де-Инлиас, листал какую-то местную газету с сообщением о крестьянском восстании в мексиканском штате Чиапас. Сопровождавшие материал фотографии показывали жизнь в некой деревушке, названия которой не приводилось, расположенной в зоне, находящейся под контролем партизан. На одном из снимков была группа ребят, сфотографированная в местной школе вместе со своей учительницей. Снимок был нечетким, так что даже при помощи лупы Куарту удалось рассмотреть не слишком много. Он заметил лишь сходство: женщина была в джинсах, с короткой седой косичкой и, положив руки на плечи учеников, смотрела в объектив камеры светлыми, холодными, дерзкими глазами. Такими же, какие в последний раз увидел Онорато Бонафе, прежде чем упал, пораженный гневом Божьим.

Ла Навата,

ноябрь 1995 года

Хакер (англ.) – взломщик компьютерных программ (здесь и далее прим. перев.)

Бернард Клервоский (1090-1153) – бургундский аббат, глава ордена цистерцианцев, проповедник священной войны против «неверных» – мусульман, вдохновитель Второго крестового похода. Современники называли его «чудовищем нашего столетия». Позже причислен к лику святых

Рыцари храма («Бедные рыцари Христа и Соломонова храма») – члены военно-религиозного ордена, основанного в Палестине в 1118-1119 гг. Его учреждению содействовал Бернард Клервоский. Вступая в орден, храмовники, или тамплиеры (от фр. temple – храм), давали три обета: целомудрия, бедности и послушания.

Доброе утро. Как дежурство? (нем.)

Проходите (нем.)

Спасибо (нем.)

Институт внешних дел (ит.)

Хвала Иисусу Христу (лат.)

Уход (лат.)

Санта-Крус – старейшая и наиболее типичная часть Севильи

Имеется в виду разграбление Рима войсками германского императора Карла V в 1527 году. Тогда замок Сантанджело, где находился Папа Клемент VII, почти месяц был осажден отрядом под предводительством принца Оранского

Имеется в виду церемония, сопровождающая избрание нового Папы. Кардиналы-выборщики, полностью отрезанные от внешнего мира, дают знать о результатах очередного голосования цветом дыма, поднимающегося из труб здания, где они заседают. Черный дым означает, что Папа еще не избран

Купол, спроектированный Микеланджело для ватиканского собора Святого Петра – крупнейшего храма католического мира

Papabili (ит.) – высшие иерархи Католической Церкви, из числа которых может быть избран Папа

Средневековое орудие пытки, столетиями использовавшееся инквизицией

Пейнета – высокий гребень, традициойное украшение прически испанских женщин

Алькальд (исп.) – мэр

Новильеро (исп.). – тореро, выступающий в боях с молодыми бычками

Желание убить (лат.)

Слова из «Сомнамбулического романса» Федерико Гарсиа Лорки

Наваха – длинный нож

Фраза составлена из фрагментов двух латинских фраз и в целом смысла не имеет

Таблао (исп.) – зал с подмостками для выступлений исполнителей народных песен и танцев