Ночь с ангелом - Кунин Владимир

– А на что существовал этот «бедный самаритянин», этот Робин Гуд районного масштаба? Все-таки – мать, жена, детеныш…

Ангел весело рассмеялся:

– Деятельность «команды» Толика была, да и сейчас осталась, крайне далека от намека на благотворительность! Отчисления «крыше» были чуть меньше, чем требовал рэкет, но за эти же деньги Самоха гарантирует каждому «крышуемому», извините за выражение, здоровье и неприкосновенность. А это, согласитесь, дорогого стоит…

К тому времени Николай Дмитриевич Петров стал полковником запаса. Кому-то в Смольном очень потребовалась его должность для молодого родственника-милиционера, уволенного из райотдела за взятки, и полковника Петрова отправили на пенсию.

Теперь почти все операции мы разрабатывали втроем – Толик, Николай Дмитриевич и я.

Николай Дмитриевич отвечал у нас за разработку действий против сотрудников милиции, замочивших свой хвост на взяточничестве, предательстве, а иногда и на открытом бандитизме. Мы же с Толиком строили козни остальным «отморозкам». Независимо от того, на кого они были «завязаны»…

– Стоп, Ангел. Подождите, – встрепенулся я. – Ваша-то какова роль в этом, с моей точки зрения, все-таки полубандитском триумвирате? Чем вы там можете быть полезным?!

– Обижаете, начальник, как сказали бы наши пацаны, – рассмеялся Ангел, попытавшись скопировать хрипловатую блатную манерочку. – Диапазон моих возможностей, когда-то данных мне Небом, оказался вполне достаточным для этой работы. Начиная от «предвидения» замышляемого нашими противниками до устранения прямой угрозы жизни наших сотрудников или их семей… Наша задача не уничтожать физически тех, против кого мы работаем, а довести их до законного – подчеркиваю – законного суда! Это я вам как юрист говорю. Одновременно я вынужден признать, что не все наши суды так уж безгрешно следуют духу и букве закона… Вот когда начинается мое основное вмешательство, уже как Ангела-Хранителя! Я должен своими Способностями, заложенными в меня еще в начальных классах Школы Ангелов, суметь «незримо повлиять» на ход следствия и на течение судебного процесса. Да так, чтобы уберечь следствие, а потом и суд от нечаянно или заведомо неверного решения. Чтобы избежать несправедливого осуждения невиновного и оправдания подонка!… Иногда и у меня происходят срывы. И тогда мне приходится ездить в Москву, в Верховный суд… Вот как в данном случае, например. Так что, Владим Владимыч, вы уж не катите бочку на наш триумвират!…

– И Толик стал невероятно богатым и уважаемым человеком? Да? Так ведь должны кончаться все сегодняшние святочные истории? Так, Ангел?… – может быть, даже излишне саркастично спросил я.

Неожиданно мне стало тоскливо и обидно от угадываемых банальностей.

– Уважаемым – да, а вот богатым… Нет, богатым он не стал, – ответил мне Ангел. – Очень большие расходы… Он перестроил церковь в Више, которая вот-вот должна была завалиться… Сам закупил все материалы, сам работал на этой перестройке, как когда-то в колонии, когда возводил часовню для несовершеннолетних правонарушителей. Платит фиксированную зарплату священнику отцу Гурию. Из своих… Дороги в деревне привел в порядок, водопровод проложил во все дома Виши. Пристроил к сельскому клубу спортивный зал с душевыми и медицинским кабинетом – сам тренируется там, мальчишки к нему из окрестных поселков на занятия ездят. Там у него борьба и акробатика… Сейчас бассейном двадцатипятиметровым бредит! Он вообще почти переехал в деревню. Лидочка бросает маленького Серегу двум бабушкам, которые, как мне кажется, просто растворились во внуке, а сама чуть ли не каждый день мотается из Виши в Питер, в свою Академию художеств. Она там что-то по искусствоведению… А дома занимается иконописью.

– Чем?! – переспросил я.

Мне показалось, что я ослышался.

– Иконы пишет, – повторил Ангел. – Но, как говорится, «для дома, для семьи». Короче, для внутреннего употребления.

Вот Лидочку мне стало вдруг безумно жалко!

Когда красивая, решительная, остроумная и невероятно отважная девочка неожиданно начинает барахтаться в мутной волне модного течения и «уходит в Бога», как это произошло с некоторыми моими знакомыми, мне от этой фальши становится так худо, что и не высказать!

– Ни в какого «Бога» она не ушла, – прервал мои мысли Ангел. – На иконах она пишет только тех, кого ЕЙ хочется на них видеть… Вы к утру стали как-то неоправданно агрессивны, Владим Владимыч!