Замок на песке - Мердок Айрис

— Замечательно! — восхитился Мор. — Комнату не узнать.

— Ну, слава Богу, — разулыбался Хензман. — А то я боялся, что какие-то недоделки еще остались. Как говорит Эвви, не столько вещь ценна, сколько забота о ней. Вот я тут и постарался. Правда, без старой мебели видно, что стены изрядно выцвели, но в полумраке, при свечах, обойдется.

— Сожалею, что вас не будет с нами, — сказал Мор.

— Не беспокойтесь. Тут, этажом ниже, намечается другая вечеринка! Господи, прости меня грешного, у Бейсфорда. Чтобы он да упустил повод выпить! Два сорта вина, вот так-то! Кстати, я вам не рассказал, чем завершился тот спор о вине? В конце концов, Эвви заказал наилучшее испанское, и на этом вопрос закрыли. — Дело в том, что прежде Эвви был того мнения, будто южно-африканский херес, поданный в кувшинчиках, вполне сойдет для его гостей, тем более, он считал снобизмом думать, что между этажами есть какая-то разница во вкусах.

Мор рассмеялся.

— Ну, я пошел, — сказал Хензман, — Уже начало восьмого. — Он все еще был в спортивном костюме. Преподавателей младших классов пригласили на краткое распитие шерри перед самым обедом, но им разрешено было явиться в обычных костюмах. — Я не приду, — сказал Хензман. — Желаю вам хорошо отпраздновать вместе с сэром Кем-то-Каким-то-Каким-то, Бартом, в общем, всяческих вам радостей. А мне пора заняться своим собственным приемом. С гитарой. Пока! Глядите, напейтесь как следует.

Мор остался в одиночестве. Он затушил свечи и принялся рассматривать портрет, висящий высоко, наверняка Рейн покажется, что слишком высоко, над каминной полкой. Вечер еще не вступил в свои права и света было достаточно. Учительская столовая находилась в конце коридора, на верхнем этаже здания «науки и спорта», и при ней была кухня, которую с некоторых пор присовокупили к жилищу Бейсфорда. Окончательный вариант портрета выглядел иначе, чем прежний. Бладуард сказал, что тот, кто на нем изображен, не выглядит смертным. В тот момент Мору показалось, что как раз наоборот, это лицо выглядит именно так, словно над ним нависла смерть. Но на его тогдашнее восприятие могли повлиять и обстоятельства, и скорбное осознание того, что этот старый тиран, обладавший властью над сотнями душ, трепетавших перед ним, теперь способен лишь фокусничать и насмехаться над теми, кто ему предан. А таких, подумал Мор, осталось совсем немного. Этот вечер соберет больше врагов Демойта, чем его друзей.

В эту минуту вошел нанятый по случаю приема буфетчик, выпроводил Мора и затем вернулся, чтобы завершить начатые Хензманом приготовления. Вслед за Мором в гостиной появился Эвви в сопровождении Пруэтта. Явился еще один буфетчик с большим серебряным подносом, уставленным наполненными бокалами. Мору вдруг стало не по себе. То, чего боялась Рейн, не могло не коснуться и его. Он попытался успокоиться, представляя, как ему будет хорошо после того как этот вечер останется позади.

— О, дорогой мой, — сказал Эвви, — как я рад, что вы уже здесь. Да, да, я видел столовую. Хензман постарался на славу. Я был бы рад увидеть его во время шерри, но он сказал, что сначала должен встретиться со скаутами, но потом постарается прийти.

— Боюсь, скауты его не отпустят, — пробормотал Мор. Он был слишком встревожен, чтобы порадоваться маленькой шутке Хензмана.

— Как жаль! — расстроился Эвви. — А мне хотелось узнать его мнение о вине. Испанское, да будет вам известно! — продекламировал Эвви, будто жуир в каком-то французском водевиле. — Скаредность есть грех. Кстати, первая моя проповедь в новом учебном году будет именно на эту тему, и я уже готовлюсь. Надеюсь, попечители не обвинят нас в неумеренных тратах.

— Ну что вы, они будут в восторге, — усмехнулся Мор. «Легкомысленный старый сибарит», — добавил он про себя. Демойт в свое время воевал с Правлением, и совершенно справедливо.

— Ведь это, в своем роде, исключительный повод, — говорил Эвви. — Как вы думаете, не попробовать ли нам хереса, всего глоток, прежде чем появятся гости. Надо признаться, я немного волнуюсь. «Я не привык к публичным выступлениям» сказано будто бы обо мне, хотя проповеди — это несколько иное, и мысль о неизбежности выступления портит удовольствие от предвкушения обеда. Кстати, Билл, я рад, что ваша жена согласилась произнести речь, это весьма любезно с ее стороны. По сути, она была моей последней надеждой. Я обращался с просьбой ко многим прежде, чем вспомнил о ней.