Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти - Пьер Ди Би Си

– Вернон Литтл знал, что вы в тот день появитесь в Мексике?

– Знаете, я, типа…

– Вы устроили ему сюрприз, не так ли? Вы использовали деньги для того, чтобы заманить его – растерянного, сбитого с толку, отчаявшегося подростка – в то место, где, как гром среди ясного неба, явились вы, собственной персоной. Это правда?

Примерно секунду Тейлор сидит и хватает ртом воздух.

– Да, но мне сказали…

Мой адвокат останавливает ее жестом руки, потом скрещивает руки на груди.

– Я утверждаю, что вас наняли для того, чтобы разыграть этот фокус. Вы были наняты только для того, чтобы устроить моему подзащитному западню: и наняла вас не полиция, и купились вы, вероятнее всего, даже не на деньги, а всего лишь на обещание сделать из вас знаменитость. И нанял вас человек, который, собственно, и стоит за всей этой шарадой.

Она просто сидит и смотрит на Брайана.

– Тейлор Фигероа, пожалуйста, назовите суду имя человека, который привез вас в Мексику.

– Эулалио Ледесма.

– Вопросов больше нет.

В верхней части лестницы появляется Лалли, весь в белом. Лицо у него недовольное. Желваки ходят, и на щеках залегли сердитые морщинки. Когда он спускается в ярко освещенный проход, вся публика оборачивается, чтобы на него взглянуть. Сразу видно, что они его обожают. Первым задает вопросы прокурор.

– Эулалио Ледесма, вы оказались в уникальных условиях, которые позволяли вам наблюдать обвиняемого сначала на правах близкого друга семьи, а потом – и я в этом совершенно уверен – на правах человека, проявляющего законное гражданское неравнодушие к судьбам окружающих…

– Ц-ц, прошу прощения, – прерывает его Лалли. – У меня назначена встреча с госсекретарем… Это у вас надолго?

– Я, конечно, не могу ручаться за сторону защиты, но сам постараюсь быть краток, – говорит прокурор. – Просто скажите нам, если не сложно: если бы вас попросили охарактеризовать обвиняемого одним словом, какое это было бы слово?

– Психопат.

– Протестую! – кричит Брайан.

– Протест принят – присяжные не будут принимать во внимание ни последний вопрос, ни данный на него ответ. – Судья перекатывает сердитый глаз на прокурора. – А господин советник будет и дальше отдавать себе отчет в том, что для молодого человека результатом этих слушаний может стать смертная казнь.

Прокурор пытается – жестом – показать присяжным, что связан по рукам и ногам, но очередная недовольная гримаса судьи мигом ставит его на место. И он, буквально на цыпочках, возвращается к Лалли.

– Может быть, вы расскажете суду, мистер Ледесма, не говорил ли обвиняемый лично вам чего-нибудь особенного насчет происшедшей в его школе трагедии?

Лалли поджимает губы с видом твоего лучшего друга, которому через секунду придется сказать своей матушке, что последнее печенье съел ты.

– Да нет, ничего особенного, – говорит он.

– А в его поведении ничто не выдавало его возможной причастности к этому преступлению?

Лалли набирает полную грудь воздуха. Он смотрит на меня влажными черными глазами и качает головой.

– Иногда по ночам он говорил во сне. Нижняя губа у него начинает заметно подрагивать.

– Или, скорее, стонал и произносил какие-то отрывочные фразы, ну, вроде: «Бах, – услышал я как-то раз. – Получи, мразь… Б-баааах…»

Из горла у него вырывается сдавленное рыдание. Над миром воцаряется минута молчания.

Прокурор роняет голову на грудь и выдерживает почтительную паузу. Потом говорит:

– Простите, что приходится вовлекать вас во все это…

Лалли, подняв дрожащую руку, обрывает его на полуслове.

– Все что угодно, лишь бы только вернуть покой этим несчастным душам.

В зале кто-то отчетливо всхлипывает. На лице у прокурора – ни следа былой адвокатской хитрожопости. И не только у него. На сотню миль вокруг все прониклись трепетом душевным. Проходит примерно лет восемьсот, после чего прокурор задает-таки очередной вопрос:

– Вы были свидетелем еще и того, как был убит Барри Гури?

– Я был ранен, и с того места, где упал, я видел, как обвиняемый побежал но направлению к офицеру Гури. До меня донеслись звуки стычки, потом – три выстрела…

Прокурор кивает и поворачивается к моему адвокату.

– Свидетель ваш.

Брайан поправляет галстук и подходит к свидетельской скамье. Тишина похрустывает, как косточки у ящерки.

– Мистер Ледесма, как долго вы работаете тележурналистом?

– Уже почти пятнадцать лет.