Прага - Филлипс Артур

— Его последнее заявление было политико-религиозной необходимостью. Он революционер. С народом. Он не может связывать себя какой-то случайной биологией.

— А ты хорошо знаешь Библию.

Чем сильнее ее работы смущают Джона, тем сильнее ему кажется, будто Ники что-то такое понимает, что у нее есть безымянное нечто, нужное ему.

— Ложись, — она показывает на неподвижные белые волны незастланной односпальной кровати.

Джон прижимается головой к подушке. Вытягивается, закрывает глаза и какой-то упоительный миг не знает, с кем он; в самонаведенной темноте он нащупывает шелушащуюся поверхность Скоттовой футболки на теле Марии, невозможно мягкие и плавные обводы челюсти Эмили, легкую тысячеячеистую шершавость бритой икры Карен, шуршание лысой головы Ники. Джон дивится, зачем столько лет боялся опасности деморализации от столь невинного занятия.

Ники садится рядом с подушкой, лицом к изножью кровати, которая встречает ее скрипучим приветствием на две ноты.

— Я тебя уже раскусила, — говорит Ники и своими перевернутыми губами касается Джоновых. — Я тебя вижу насквозь. Я все знаю о том, чего ты хочешь.

Джон открывает глаза на угрожающие слова, сказанные любовным тоном, над ним парит ее опрокинутое лицо, но она закрывает ему веки кончиками пальцев, которых он не видит.

— Скажи, что, по-твоему, ты знаешь. — Джон представляет всех женщин, кому могли бы принадлежать пальцы, которые скользят по его лбу.

Она всовывает слова ему в ухо:

— Я знаю, что на самом деле ты хочешь не меня.

Ее правая рука зависает над Джоновым ремнем, посылая трескучие молнии синих искр.

— Да ну? — шепчет Джон.

— Я знаю девушку твоей мечты. Эй, я сказала, не открывай глаза. Закрой. Закрой. Рассказать тебе о ней? — Кровать скрипнула, и Джон слышит, как Ники идет по комнате.

Он крутит головой, как слепой, почуявший новое присутствие.

— Ладно, расскажи мне о ней.

Кровать приветствует ее возвращение. Ники садится к нему лицом, целует в губы и прижимает ладони к его груди.

— Расскажу, если не будешь открывать глаза.

— Скажи, кто это, если не ты.

— Давай без этого. — Ники мрачнеет в неподдельном осуждении. — Правило номер один этого дома: не придуривайся. Мы оба знаем, что это не я. Закрой глаза. — Ники убирает ему пряди со лба и запускает пальцы в волосы. — Я вижу, что волосы у нее, как у Вермееровой^[61]«Женщины с кувшином».^[62] — Джон открывает глаза и начинает говорить, что ничего не понимает в живописи и, может, она покажет ему карти… — но Ники прижимает палец к его губам: — Чш. Заткнись и слушай. — Джон кивает, и его веки медленно опускаются, а рот приоткрывается, будто они связаны общей системой шестеренок. Ники прижимается губами к его лбу, потом шепчет: — Ее лицо — то, что всегда тебе грезилось. — Она слегка тянет его ресницы губами. — У нее глаза Мунковой^[63]«Мадонны». — Кусает его за ухо. — И уши Джоконды.. — Джон вновь пытается заговорить, но она останавливает его губы. Он пытается представить лицо, описанное ею. Представляет лица, которые знает: пробует, но одну за другой отвергает Карен, Марию и даже Эмили.

Ники принимается расстегивать ему рубашку. Костяшками пальцев проводит ему по губам.

— Рот у нее красивее, чем у меня, гораздо красивее, как у девушки в «Поцелуе» Дуано или «Мире Кристины».^[64] — Ее пальцы пробираются ему за шею. — А шея у нее, я вижу, как у женщины в «Поцелуе» Климта.^[65] Или она больше похожа на «Ленивую обнаженную» Боннара?^[66] Как, Джон? — Джон медленно кивает. Рубашка расстегнута, и ее губы порхают по его груди. — Можешь представить ее груди, Джон? — Ники берет его тяжелую руку и опускает его ладонь на свою футболку, Джон невнятно бормочет. — Как у Энгровой^[67]«Купальщицы Вальпинсона»? — Джон кивает, и Ники крепко прижимает его ладонь к своему телу. — А руки ее созданы для тебя. Чтобы обнимать тебя. Как у одной известной мне Венеры.

Ники высвобождает его руки из рукавов, словно мать, ловко раздевающая сонного вялого ребенка, ее ногти оставляют нечеткие следы в треугольнике волос на груди Джона, потом катятся по ребрам и вниз вдоль боков.

— Хочешь знать еще кое-что? — Опять полузадушенное бормотание, глаза на сей раз плотно зажмурены Женщина появляется перед ним в том порядке, как ее описывает Ники, будто рассеивается туман, но медленно, мучительно медленно, от макушки и вниз, дюйм за дюймом, невыносимо медленно, волосы, глаза, уши, рот, шея, груди, руки. — Живот… — Его руки ощупывают голый череп Ники, а ее язык скользит по корчащимся змеям его живота. — Как у «Маленькой учительницы» Шардена.^[68] — Его джинсы летят через комнату усердным легкоатлетом, скользят по полу и останавливаются в тесном объятии с ножкой стола. — Ноги у нее, как у официантки в «Баре в Фоли-Берже» Мане.^[69] — Порыв ветра сдувает последние пряди тумана, и женщина предстает перед Джоном целиком.