Воронья дорога - Бэнкс Иэн

– Да,– сказал я,– Запарился. Фергюс заглянул в шатер:

– Красивая пара.

Я тоже заглянул и увидел Льюиса и Верити: они стояли в обнимку и разговаривали с кем-то из родни Верити. Он был в темном костюме и при галстуке-шнурке, а она переоделась в темную юбку и длинный золотистый пиджак.

– Да, красивая,– кивнул я.

– Сигару? – Фергюс извлек из кармана куртки алюминиевую тубу. Я отрицательно покачал головой.

– Нет? – снисходительно посмотрел на меня Фергюс– Ну конечно, как же иначе.

– Никак,– невинно улыбнулся я.

И удивился, до чего неуютно мне в его присутствии. И до чего трудно притворяться, что это не так. Интересно, в чем тут причина? Мы чуток поболтали. О моей учебе – спасибо, уже лучше. И о возвышенном – Фергюс учился летать, ездил в Коннел, там, в нескольких милях от Обана, аэродром. «Что, правда?» – «Да, планирую уже в конце года летать самостоятельно». Он спросил, какие у меня мысли насчет кризиса в Персидском заливе, и я трусливо ответил, что все зависит от того, как на это смотреть.

Я добился, чтобы к концу разговора ему стало так же неуютно, как мне – в начале, и когда в шатре зазвучала новая тема, я не упустил повода вернуться туда и пуститься в буйный пляс.

В перерыве на ужин, когда народ вышел в сад передохнуть, а ансамбль, четыре перестарка с одним на всех таинственным названием «Трио Дуги Макти», собрались наклюкаться, мы с Эшли и Дином перекантовались в мою комнату.

Там раскатали по дорожке, долбанули пару косячков, и я, отвлекаясь на единственный вопрос Дина, рассказал обоим про игру «Река». Поведал историю ее возникновения, изложил все правила и условия, дал подробное описание игрового поля, проанализировал различные стили: свой, Льюиса, Джеймса, папы, мамы и Хелен Эрвилл. На все про все ушло минут десять. Кажется, я ни разу не повторился и ничего не упустил и в конце сказал, что все это, конечно, фигня по сравнению с тайной, запретной версией «Черная река».

Оба глядели на меня и помалкивали. Судя по выражению лица Дина, он не поверил ни единому слову. Эшли, похоже, просто забавлялась.

– Так-так,– сказала наконец она.– А чего, неплохой «снежок».

– Угу.– Дин снова завозился с зеркалом и бритвенным лезвием. Он глянул на сестру, потом кивком указал на меня.– Эш, сделай одолжение, дай ему в зубы, пускай заткнется.

Я с благодарной улыбкой принял косяк.

* * *

Взбрыкивая, точно в канкане, мы втроем спустились по лестнице.

– Слышь, я насчет игры,– прокричал Дин, когда мы вернулись в шатер, где шотландская кадриль под максимум мощности усилка переросла в пляску дервишей,– это ведь лажа, да?

Я повернулся к нему и сурово насупил брови.

– Ничего подобного,– решительно покачал головой,– это чистая правда.

* * *

Позже я одиноко сидел за столом, посасывал виски, смотрел на людей. Голову я опустил; одна ладонь лежала на столе. Мне было очень покойно, и я был холоден и трезв. Черт, да если на то пошло, я себя чувствовал Майклом Корлеоне. Сквозь меня прокатывались волны смеха, музыки, крика, и казалось, будто в тот миг люди, что пляшут вокруг меня, пляшут для меня, и я тут шкворень. И я молча выпил за бабушку Марго. А потом за своего отца, каким он был в последние годы жизни. Подумал о дяде Рори – где его черти носят? – и выпил за него. Даже за Джеймса, тоже отсутствующего, выпил.

Джеймс очень медленно спускался с пика праведного гнева. Он и сейчас был такой угрюмый и неприступный, что я, чего греха таить, испытал облегчение, когда он заявил, что не желает почтить своим присутствием свадьбу брата. Решил провести уикенд с какими-то школьными друзьями в Килмартине, к северу от Галланаха. Маму, наверное, огорчало, что его сегодня с нами нет, а мы с Льюисом не были в претензии.

Я пил виски. И думал.

Мимо пронеслась в танце мама. Ее партнером был потный Фергюс Эрвилл. Рядом с ним мама выглядела совсем крошечной. Лицо ее не выражало ничего определенного. «Рвнсть»,– подумал я и выпил за дядю Рори.

* * *

Льюис и Верити уехали в полночь. Их такси явно направлялось в Галланах, и только мы с мамой знали, что ночь молодые проведут в Обане. в отеле «Колумба», а завтра двинут в Глазго, в аэропорт.

Трио из четверых знай себе наяривало, танцы продолжались. Мама уехала с Хеймишем и Тоуни: переночует у них. Я, оставшись в доме за старшего, отплясывал, пока ноги держали. И болтал, пока не охрип. Аккордеонисты и примкнувшие к ним волынщики угомонились часа в два. Мы с Дином врубили магнитофон, и танцы не прекратились.