Любовь и сон - Краули Джон

Он взлетает, испытав свои крылья, и занимает должное место в сфере Отца (гармоничное, успокоительное звучание скрипок, низкие ноты). Смотрит вниз сквозь звучащие кольца планет. Там уставший СОЗДАТЕЛЬ отдыхает от трудов своих, сцепив покрытые пылью руки.

ЧЕЛОВЕК ИСПРОСИЛ У ОТЦА ДОЗВОЛЕНИЯ СОЗДАТЬ НЕЧТО ДЛЯ СЕБЯ И ОТЕЦ ЕГО ДОЗВОЛИЛ.

СКОЛЬЗИМ ВНИЗ вслед за ЧЕЛОВЕКОМ, в его счастливом падении сквозь сферы; он смеясь принимает дары от заботливых архонтов, и хотя каждый новый дар отяжеляет его несоразмерно, он все еще силен. Невредимый, он проходит сквозь орбиты Судьбы, которой не подвластен, и, достигнув сферы изумленной Луны, принимает в дар ее переменчивую влажность.

ТЕПЕРЬ ЗЕМЛЯ ВОЗЗРИ НА НЕБО. Земля глядит на небо. Видит красоту и облик ЧЕЛОВЕКА, и в ней немедля пробуждается всепоглощающая ненасытная любовь. Ее вздыбленные моря, тоскуя, обращают волны к Луне. ЧЕЛОВЕК видит в зеркале вод свою божественную красу, видит на земле тень своего прекрасного облика и сам влюбляется в видимый облик — ненасытно, всепоглощающе, навечно. Он должен обитать там, соединившись с этой красотой.

Вниз, сквозь липкие сети материи, бросается он, жаркий, как пекло, и летит сквозь огонь, а из огня — к воде и земле; он итифалличен, он тянет руки к Земле, он соединяется с ее бурым зеленым синим лоном, бедрами, всем телом ее. И, обретя ЧЕЛОВЕКА, она обвивается вкруг него, и тела нераздельны, и грудь прижата к груди. В изумлении отшатываются сферы и прячут светильники свои. Оркестр не утихает, громоздятся аккорды, но высшая точка недостаточно высока, близятся разочарование, модуляция, отчуждение и новый прилив возбуждения — и так без конца.

Скромно ОТЪЕЗЖАЕМ от совокупления гигантов. ТАК ЧЕЛОВЕК ЧТО БЫЛ ЕДИН СМЕРТЕН И БЕССМЕРТЕН ПРЕДШЕСТВОВАЛ НЕБЕСАМ ОДНАКО ЖЕ БЫЛ ПОДВЛАСТЕН ИМ ОБРЕЛ РАЗДВОЕННОСТЬ.

ОН ПРЕЖДЕ БЫВШИЙ ПОДОБНО ОТЦУ ДВУПОЛЫМ НИКОГДА БОЛЕЕ НЕ ОБРЕТЕТ ЦЕЛОСТНОСТЬ НО БУДЕТ ЛИШЬ МУЖЧИНОЙ ИЛИ ЖЕНЩИНОЙ.

ОН БЕССОННЫЙ ПОДОБНО ТОМУ КАК И ОТЕЦ ЕГО БЕССОНЕН НЫНЕ СКОВАН ЛЮБОВЬЮ И СНОМ.

Теперь ОТСТУПАЕМ, ОТСТУПАЕМ над морями, по ущельям, вниз по серебряным рекам, сквозь ночные леса, сквозь окно комнаты, вроде той, в которой сейчас сидит и слушает Бо, однако иной: окна смотрят на все четыре стороны, и в них светят звезды; спящий — во всяком случае, неподвижный — человек сидит в кресле, голова его запрокинута, глаза закрыты, рот же, напротив, открыт.

ГРОМКИЙ ГОЛОС стал шепотом, но не потерял своего величия; Посланник, последний и единственный Посланник, изошедший из божественного лона до того, как началась эта история, прибывает — наконец-то, ныне, сейчас.

Слушай же, Человек, наделенный Разумом: знай, что ты бессмертен, причина же смерти — любовь.

НАЕЗД НА лицо сновидца и ЕЩЕ КРУПНЕЕ — блеск прозревающего ока, еле заметного между веками. Округлая слеза отражает свет звезд; стекает по щеке.

Отчего же ты медлишь? Ты, обладавший всем? Отчего ты позволяешь им страдать, хотя в твоих руках — знания, коих они жаждут? Ужели ты не станешь их путеводителем?

Кресло поднимается вверх — так вертолет набирает высоту — и через открытые двери устремляется в ночь. Причина смерти — любовь. О Дух, Душа, Первочеловек, твое единение с Природой не вечно, пробудись, вспомни, кто ты, вспомни, что пришел сюда для страданий. Поверни, вернись по своим следам, взлети же наконец, минуя ревнивые сферы, верни их сомнительные и тяжкие дары, скажи каждой из них: Дайте дорогу.

Бо проносился над Дальними горами, несомый солирующим сопрано, радостной и скорбной песней без слов; невесомо летел меж усыпанным звездами небом и зелеными изгибами холмов.

О мир, планета, прекрасная и странная. Он любил ее, да, любил. Он будет часто вспоминать ее, как в моменты растерянности путешественник вспоминает непонятную, богатую, ни на что не похожую землю, куда однажды ненадолго забрел; она останется с ним, и когда он, завершив труды, наконец-то отправится домой.

Внизу, среди холмов и лесов, недалеко от Шедоу-ривер, светилось окошко: горела лампа подле кровати Вэл, дымок от сигареты поднимался к двойному конусу света.

Вэл не спалось; зимой она могла дремать хоть целые сутки, но летом редко спала по ночам. Включила свет, чтобы почитать; книга, к которой она обратила свою бессонницу, была большим словарем, с которым она знакомила Роузи в «Вулкане». Отчего бы не продолжить исследования. Пекинес Деннис устроился у ее ног, по-пекинесьи всхрапывая.