Любовь и сон - Краули Джон

— А как у вас дела вообще? — спросил Майк.

— Нормально, — ответила Роузи. — Недавно было небольшое происшествие.

— Что за происшествие?

Внезапно Роузи захотелось уйти отсюда, прямо сейчас; из этой комнаты, из «Чаши».

— Воспаление уха, — ответила она. — Оказалось, что воспаление. И ей уже лучше. — Они оба касались Сэм: рука Майка — на плече, рука Роузи — на голове дочери. — Она принимает розовые таблетки, ну, такие, пахнут как жвачка. Они в сумке. — Роузи наклонилась и поцеловала холодную липкую щеку Сэм. — Пока, дорогая. Пора мне ехать.

Сэм неожиданно (заранее никогда не угадаешь, когда на нее стих найдет) обняла маму долгим и жадным объятием — и сказала, что любит ее. Роузи быстро вышла, чувствуя, будто приняла постриг или ей отпустили грехи, — как всегда, уходя от Сэм. Когда Роузи добралась до стоянки, до своего раскаленного «бизона», там успел образоваться большой автобус с четкой надписью «Психотерапевтический центр "Лесная чаша"». Его разгружала группа молодых людей вроде тех, что приехали с Майком за Сэм в прошлом месяце, в день, когда умер Бони.

Теперь-то она понимала, кого они напоминают. Приветливые открытые лица, аккуратные стрижки, белые рубашки с короткими рукавами и галстуки. До ужаса праведные мальчонки из школьного библейского клуба, ребята, которых автобус завозит в церковный летний лагерь, дети, что выскакивают из машин субботним днем, и рассыпаются по окрестностям, и стучат в двери: Какой прекрасный сегодня день, можно мне поговорить с вами о чем-то очень-очень важном?

Мотор взревел; Роузи оглянулась на молодых людей, а они смотрели ей вслед.

Глава шестая

В том августе Пирс получил водительские права и купил машину. Так он ступил на высоты гражданства и зрелости, что и трезвило, и восхищало; теперь он представлял, как чувствуют себя молодые люди, пройдя одновременно через эти ворота и через другие, большие, — на верховины взрослой жизни: вот твое копье, шпоры, щит.^[556]

Инициация Пирса произошла не только с нелепым запозданием, но и весьма необычно в ином отношении: учили его главным образом женщины. Женщины нередко подвозили его в период его послушничества (листок с разрешением водить машину, выданный Пирсу как ученику, мялся и лохматился в кармане); женщины объясняли ему основы вождения, под своим присмотром сажали за руль. Он водил пикап Роузи, «букашку» Вэл и семейный седан Бо; одна из женщин обязательно сидела при этом рядом, чтобы в нужный момент с ономатопоэтическим скрипом ударить по воображаемой педали тормоза, когда Пирс неаккуратно входил в поворот. Он немножко ткнулся «бизоном» в ворота Аркадии, по ошибке, как он объяснил позднее Роузи, нажав газ вместо тормоза.

— Ой-ё! — сказала Роузи. — Я и забыла, что так бывает.

Женщины наблюдали и за самим процессом получения прав. Роз Райдер сидела у него за спиной, скрестив пальцы, когда уклончивый полицейский давал Пирсу коварные задания. Конечно, экзамен он сдал, на нем был галстук, он был мужчиной и гражданином — конечно, он умеет водить! И все же он едва сделал тройной поворот и натолкнулся на поребрик, поворачивая к парковке регистратуры.

Затем пришло время купить собственную машину, и предложила ее опять-таки женщина — соседка излома напротив, особа с резкими чертами лица и очками на цепочке, болтавшейся у ее щек, как бармица. Машина была «скакуном», простая надежная модель для вдов и священников, выкрашенная в нежно-зеленые цвета (полынь и сельдерей), с обтянутыми тканью сиденьями и большим агатовым рулем, как у автобуса. Соседкины сыновья (заметила она из осторожности) купили ей кое-что получше. Газетные объявления предлагали Пирсу только кислотно-зеленую «пиранью», маленькую, будто заводная, и черного «мирмидонянина» с низкими сиденьями, машину для деловых людей (ныне — хромой астматик). Он остановился на «скакуне» после того, как Споффорд (единственный его советчик мужского пола) заглянул под капот. Пирс чувствовал себя богачом — впервые с детства, со времен старого «ремингтона» 22-го калибра^[557] и шахматного набора.

На этой машине он начал постигать знаковую систему вождения, незримую прежде, но теперь она являлась ему в облике указаний и загадок. Как же он не замечал раньше, что на каждом повороте дороги стоит желтый ромб, а на нем — черная стрелка, указывающая направление поворота, а под ней — рекомендуемая скорость? Следуя указателям, он ловко направлял машину влево и вправо. Другие водители — «настоящие», как их определял Пирс, — казалось, не нуждались в подсказках; и он всегда чувствовал их за спиной, нетерпеливых, поторапливающих.