Мальчик в полосатой пижаме - Бойн Джон

— Да, но…

— А наша семья здесь, в Аж-Выси. Ergo, это наш дом.

Бруно не знал, что означает ergo, но ему и не нужно было знать, потому что он уже сообразил, как по-умному ответить отцу.

— Но дедушка и бабушка остались в Берлине, — сказал он. — А они ведь тоже наша семья. Значит, это не может быть нашим домом.

Отец задумался, склонив голову набок. Прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил.

— Да, Бруно, это так. Но ты, я, мама и Гретель — самые важные люди в нашей семье. И мы четверо отныне живем здесь, в Аж-Выси… И не надо так расстраиваться! (Вид у Бруно был и впрямь очень расстроенный.) Ты даже не успел осмотреться вокруг. Весьма вероятно, что тебе здесь понравится.

— Не понравится, — угрюмо ответил Бруно.

— Послушай… — В голосе отца послышались усталые нотки.

— Карла здесь нет, и Даниэля, и Мартина, и никаких других домов поблизости, и лотков с овощами и фруктами, нет улиц и кафе со столиками на тротуаре, и некому беспрерывно толкать тебя в субботний день.

— Бруно, иногда жизненные обстоятельства не оставляют нам выбора, вынуждая делать то, что нам, возможно, не по душе. — Бруно понял, что их разговор начинает надоедать отцу. — И боюсь, мы оказались именно в таких обстоятельствах. У меня новая работа. Важная работа. Важная для нашей страны. Важная для Фурора. Когда-нибудь ты поймешь.

— Я хочу домой. — Бруно почувствовал, как на глаза набегают слезы. Он хотел лишь одного: чтобы отец уразумел наконец, как ужасен этот Аж-Высь, и согласился уехать отсюда сейчас же и навсегда.

— Ты должен понять, что здесь мы дома, — к разочарованию Бруно, ответил отец. — И в обозримом будущем ничего иного не предвидится.

На мгновение Бруно закрыл глаза. В жизни ему не часто случалось так упорно настаивать на своем, и, уж конечно, он еще никогда не являлся к отцу с намерением уговорить его изменить свое решение, но мысль о том, чтобы остаться здесь, чтобы жить в этом жутком месте, где не с кем даже играть, была слишком невыносима. Когда он открыл глаза, отец сидел в кресле рядом с ним — Бруно не слышал, как он встал из-за стола. Мальчик наблюдал, как его папа открывает серебряный портсигар, достает сигарету и разминает в пальцах, прежде чем закурить.

— Помню, когда я был маленьким, — сказал отец, — мне не хотелось делать некоторые вещи, но когда отец говорил, что всем будет лучше, если я это сделаю, я собирался с духом и выполнял то, что мне велели.

— Что ты не хотел делать? — полюбопытствовал Бруно.

— Ну, не знаю, — пожал плечами отец. — Да и не о том речь. Я был всего лишь ребенком и не понимал, что пойдет мне во благо, а что во вред. Иногда, к примеру, я не хотел сидеть дома и делать уроки. Я рвался на улицу играть с друзьями, вот как ты сейчас, а теперь, оглядываясь назад, я вижу, насколько был глуп.

— Значит, ты понимаешь, каково мне. — В душе Бруно затеплилась надежда.

— Да, но я также понимаю моего отца, твоего дедушку. Ему было лучше знать, что будет для меня полезнее, и если я поступал так, как он считал нужным, сразу становилось так легко на душе. Неужто ты полагаешь, что я добился бы успеха в жизни, не научись я твердо различать, когда требуется отстаивать свою точку зрения, а когда — помалкивать и выполнять приказы? А, Бруно?

Бруно огляделся. Его взгляд упал на угловое окно, и сквозь стекло он увидел тоскливый пейзаж с оградой и проволокой.

— Ты совершил какой-то промах? — спросил он после паузы. — И этим рассердил Фурора?

— Я? — Отец удивленно уставился на него. — С чего ты взял?

— Что-нибудь испортил? Знаю, все говорят, что ты важная фигура и что у Фурора на твой счет большие планы, но разве послал бы он тебя в такое место, если бы не хотел за что-то наказать?

Отец рассмеялся, и Бруно огорчился еще сильнее: ничто так не бесило его, как смех взрослых, которые потешаются над его невежеством, особенно когда он пытается выяснить что-нибудь, задавая вопросы.

— Ты не осознаешь значение моей новой должности, — сказал отец.

— Ну, я не думаю, что ты очень хорошо работал, если нам пришлось бросить наш красивый дом и наших друзей и переехать в это отвратительное место. Я думаю, что ты сделал что-то неправильное, и тебе надо пойти и попросить прощения у Фурора, и тогда, может быть, все уладится. Он простит тебя, если ты искренне раскаешься.

Бруно не успел как следует поразмыслить над тем, что он скажет отцу, но слова уже сорвались у него с языка, и теперь, когда они закачались в воздухе, его одолевали сомнения: кажется, отцам такого не говорят. Но вот они, слова, уже сказанные, и не в его силах вернуть их обратно. Бруно испуганно проглотил слюну. Отец молчал, и спустя несколько секунд Бруно искоса взглянул на него — отец смотрел на сына с каменным выражением лица. Мальчик облизнул губы и отвернулся. Он чувствовал, что сейчас не время затевать с отцом игру в гляделки.