Мальчик в полосатой пижаме - Бойн Джон

Стоило ему закончить свою речь, как в комнату вошла Мария со стопкой его одежды, выстиранной, высушенной и отглаженной. Увидев Бруно на кровати, она остановилась в нерешительности, но затем, потупившись, молча направилась к шкафу.

— Добрый день, — приветствовал ее Бруно.

Хотя беседовать с горничной — далеко не то же самое, что болтать с друзьями, но больше ему не с кем было поговорить, и лучше уж обзавестись собеседником, чем разговаривать с самим собой. Гретель куда-то пропала, и Бруно уже начал беспокоиться, как бы не тронуться умом со скуки.

— Здравствуй, Бруно, — отозвалась Мария, раскладывая его одежду — майки, брюки, белье — по разным ящикам и разным полкам.

— Подозреваю, перемены в нашей жизни не радуют тебя так же, как и меня, — сказал Бруно. Мария обернулась. Судя по выражению ее лица, она не понимала, к чему он клонит. — Все это, — пояснил Бруно, садясь в кровати и обводя рукой комнату. Все здесь. Ужасно, правда? Тебя не тошнит от этого места?

Мария собралась что-то сказать, но задумалась, подыскивая подходящие слова, и в итоге вовсе отказалась от этой затеи, крепко сомкнув губы. Бруно знал ее почти всю свою жизнь — она поступила к ним, когда ему было три года, — и в целом он с ней ладил, но Мария никогда не проявляла каких-либо признаков живого существа. Она просто работала, полировала мебель, стирала белье, помогала закупать продукты и стряпать, иногда отводила его в школу и забирала оттуда. Правда, такое случалось, когда Бруно было восемь лет; когда же ему исполнилось девять, он счел себя достаточно взрослым, чтобы добираться до школы и обратно самостоятельно.

— Разве тебе здесь не нравится? — подала наконец голос Мария.

— Нравится? — Бруно издал смешок. — Нравится? — повторил он погромче. — Конечно, нет! Здесь мерзко. Заняться нечем, не с кем поговорить, не с кем играть. Неужто ты рада, что мы переехали сюда? Рада? Ни за что не поверю!

— Мне не хватает берлинского сада, — ответила Мария, но на совсем другой вопрос. — Иногда, в теплую погоду, я любила там сидеть в обеденный перерыв у пруда в беседке, увитой плющом. Там были такие чудесные цветы. И запахи. Над цветами кружились пчелы, но к человеку они никогда не пристанут, если их не трогать.

— Значит, тебе здесь не нравится? — допытывался Бруно. — Тебе здесь плохо, как и мне?

Мария нахмурилась.

— Это неважно.

— Что неважно?

— Мое мнение.

— Конечно, важно, — рассердился Бруно. Она будто нарочно его изводит. — Ты ведь член семьи, правда?

— Не уверена, что твой отец согласится с этим утверждением. — Слова Бруно тронули ее, и она даже позволила себе улыбнуться.

— Значит, так. Тебя привезли сюда против твоей воли, как и меня. И вот что я тебе скажу: мы все в одной лодке, и эта лодка течет.

На миг Бруно показалось, что вот сейчас Мария и впрямь скажет, что же она на самом деле думает. Она положила неразобранную одежду на кровать и сжала пальцы в кулак, словно ее что-то сильно разозлило. Открыла рот, но так и замерла, будто испугавшись того, что могла бы сказать, дай она себе волю.

— Пожалуйста, Мария, не молчи, — взмолился Бруно. — Ведь если мы все будем заодно, тогда мы сможем убедить папу отправить нас домой.

Не говоря ни слова, горничная отвернулась, уныло покачала головой, а потом опять посмотрела на Бруно.

— Твой отец хочет нам всем добра. Ты должен доверять ему.

— Но как я могу ему доверять? — возразил Бруно. — По-моему, он совершил страшную ошибку.

— Пусть так, но не нам судить.

— Когда я совершаю ошибки, меня наказывают, — не унимался Бруно. Выходит, правила, которые дети обязаны исполнять, взрослым нипочем (хотя именно они эти правила устанавливают), и это обстоятельство выводило Бруно из себя. — Папа — дурак, — добавил он едва слышно.

Мария вздрогнула, а затем шагнула к Бруно, в испуге прикрывая рот рукой. Она оглянулась на дверь, чтобы удостовериться, что в коридоре никого нет и никто не слыхал слов Бруно.

— Никогда не говори так о своем отце.

— А почему нет? — Бруно было немного стыдно за то, что он сказал, но если никому нет дела до того, что он думает и чувствует, он не собирается сидеть и покорно выслушивать нотации.

— Потому что твой отец хороший человек. Очень хороший человек. Он заботится обо всех нас.

— Он притащил нас сюда, в это дикое место. И это ты называешь «заботиться»?

— Твой отец много чего сделал в своей жизни. Много такого, чем ты можешь гордиться. Если бы не он, где бы я была сейчас?