Дэниел Мартин - Фаулз Джон

Отсюда они перешли к недостаткам американского овощеводства, горестную историю которого Бен не уставал выслушивать с неувядаемым интересом: видимо, атавистическое представление крестьян девятнадцатого века об Америке как стране обетованной, где всё вырастает крупнее и вкуснее, как-то застряло в его сознании, и ему доставляло удовольствие, когда из рассказов Дэна становилось ясно, что Бен и его предки поступили мудро, не тронувшись с места. Они же там, в Америке, объявили оранжевый пепин Кокса и бленгеймский ренет313 пропащими, говорит Дэн, и Бен качает головой, не в силах этому поверить. Он не может представить себе страну, где человек хоть немного да не занимается садоводством или хотя бы хоть немного да не разбирается в нём. (Боюсь, самого Дэна весьма редко можно увидеть с лопатой в руке.)

Они останавливаются над грядкой новомодных заграничных приобретений Дэна — артишоки; их серо-зелёные листья уже начали разворачиваться. Ни Бен, ни Фиби не станут есть то, что тут вырастет, но старик наклоняется и ласково ерошит листья на самом большом из растений, демонстрируя терпимость к этому чужестранцу. Как все огородники, он с нежностью относится к растениям, рано появляющимся из земли — глашатаям весны, когда зима ещё не кончилась; Дэн тоже испытывает приятнейшее чувство смены времён года, пробуждения. Он снова возвращается мыслями к Дженни, искусственности, звонкам из Калифорнии. Да, реальное обитает в здешних местах.

Часом позже, когда он, в своём рабочем кабинете, уже успел вернуться к нереальному, зазвонил телефон. Звонила Роз; она только что проводила мать в Оксфорд; она полагает, что этот узелок ей удалось распутать. В конечном счёте всё сводится к двум противоречащим друг другу обстоятельствам: к социалистическим принципам, в частности — не позволяющим ей ездить иначе как вторым классом, и к тому, что, согласись Джейн ехать с ним, это было бы, как ей думается, не вполне comme il faut314 — что скажет Нэлл? С последним возражением Роз, в свойственной ей манере, расправилась, немедленно позвонив в Комптон. Нэлл (во всяком случае, по словам Роз) посмеялась над щепетильностью Джейн, мол, жалко, мне никто не предлагает пожариться на солнышке, блеск что за идея, как раз то, что Джейн надо… впрочем, сама Джейн, кажется, до конца ещё не убеждена.

— Она всё толкует о потакании собственным слабостям. У меня и правда на неё зла не хватает, она просто по-идиотски на этом зациклилась. А я ей говорю, никакой ты не социалист. Просто надутая старая брюзга.

— Ну и чем же дело кончилось?

— Она всё-таки призналась, что предложение кажется ей соблазнительным. Скорее всего она передумает. Просто дело в том, что она всегда как мул упирается, если все начинают говорить ей, как надо поступить… она такой же была, когда вы познакомились?

— Сильно смахивала на свою старшую дочь, по правде говоря.

— Эй, это нечестно! Я ужасно сговорчива. — И закончила: — Во всяком случае, она собирается вам позвонить, как только доберётся до дома.

И опять ему выразили благодарность.

Потом он позвонил в лондонскую контору Малевича, выяснить, можно ли всё устроить так быстро и легко, как обещал продюсер, хотя бы в отношении виз и билетов. Секретарь, с которой он говорил, сказала, что выяснит насчёт путешествия по Нилу и сразу же позвонит ему, что и сделала минут через двадцать. Круиз по Нилу начинается в следующий четверг из Луксора, она уже заказала две отдельные каюты. Пассажиров не так много; заказ можно будет аннулировать.

Дэн вернулся к сценарию. Индийские эпизоды постепенно принимали нужную форму, подпитывая друг друга. Потом вдруг зажила собственной жизнью целая страница диалога: её будет легко сыграть. Он съел сандвичи, принесённые Фиби, и решил устроить передышку. Включил музыку: Моцарт, Симфония № 40, соль-минор — и сел в кресло; слушал, курил, глядел в окно. Дождь полил снова. Дэн подошёл к окну, смотрел на дождевые ручьи, несущиеся по въездной аллее, на россыпь подснежников у двух древних камней в форме стога по краям дорожки, ведущей к крыльцу. Музыка за его спиной… он чувствовал, как его заливает нежданная волна счастья, ощущения полноты жизни, плодородия, словно он обогнал стоящее на дворе время года и перенёсся на два месяца вперёд, в самый разгар весны. Семя набухло и готово было прорасти, щёлка в двери расширилась на целый сантиметр… и всё же он чувствовал, что это — чистой воды эгоизм и оптимизм его неоправдан. Возможно, всё это шло от простоты его детства. Ему необходима была сложность, большие обещания, бесконечно разветвляющиеся дороги; и вот сейчас, в этот миг, он просто почувствовал, что всё это у него есть. И как в солнечной, золотисто-зелёной музыке, безмятежно льющейся позади него, за её гармоничностью и лёгкостью укрывались тёмные тени, точно так же и в счастье Дэна скрывалась и печаль: он был счастлив потому, что он, по сути своей, отшельник, а это не могло не калечить душу.

Во время работы над сценарием, не только когда он изучал жизнь Китченера, но и тогда, когда исследовал биографии людей, тесно с ним связанных, Дэну часто приходило в голову, что то, что они ощущали себя британцами, их одержимость чувством патриотизма, долга, судьбами родины, их готовность пожертвовать собственной природой, собственными склонностями (но ни в коем случае не собственными амбициями!) ради системы, ради квазимифической цели, были ему абсолютно чужды, хотя он вроде бы и сам выступал в роли мифотворца. Империя была тяжкой болезнью… aut Caesar, aut nullus315; да к тому же явлением совершенно не английским. Весь девятнадцатый век был болезнью, великим заблуждением, называемым «Британия». Истинная Англия — это свобода быть самим собой, плыть по течению или лететь по ветру, словно спора, ни к чему не привязываясь надолго, кроме этой свободы движения. Дэн — один из тех немногих, кому повезло с возможностью почти буквально пользоваться этой свободой: жить там, где хочется, и так, как хочется… отсюда и типичные национальные черты: развивающийся внутренний мир и внешний, застывший в неподвижности лик, ревниво этот мир охраняющий. Это англичанство было свойственно — если судить в ретроспективе — уже архетипу красно-бело-голубого британца, каким и являлся Китченер. Его собственный лик мог казаться воплощением британского патриотизма и Британской империи, но в душе его творилось иное, она была полна хитрости и коварства, подчинена тирании его личного мифа гораздо более, чем мифа национального, который он якобы пытался воплотить в реальность.

Не быть конформистом… любой ценой, только не быть конформистом: вот почему непонятным и неверным, скорее биологически, чем политически, было решение Джейн обратиться к марксизму.

Началась последняя часть, правда, Дэн перестал слышать музыку, разве что подсознательно… да и вообще ничего не слышал. И вдруг до него донёсся голос Фиби: опять телефон. Он взглянул на часы; это мог быть заказанный им разговор с Калифорнией… но до этого разговора оставался ещё целый час; а Фиби, увидев его, сказала — это миссис Мэллори. Спустившись вниз, он помешкал немного, набрал в лёгкие воздуха и сказал:

— Привет, Джейн. Нормально доехала?

— Да, Дэн. Спасибо. — И, чуть поколебавшись, спросила: — Я так понимаю, что Роз успела с тобой поговорить?

— Она говорит, теперь нас трое против одного.

— Я чувствую, что стала жертвой грозного заговора.

— Не жертвой. Благополучателем. Так поедешь?

— Только если ты абсолютно уверен, что тебя не пугает самая мысль об этом.

— Тогда я не стал бы этого предлагать.

— Так ты уверен?

— Это будет чудесно. Уверен, тебе понравится.

— Тогда я с удовольствием поеду. Если можно.

— Вот теперь я чувствую, что и вправду прощён.

Минута. Другая. Она ничего не говорит. Он ждёт.

— Прощение ты получил много лет назад, Дэн.

— Ну хотя бы символически.

Он сразу же заговорил быстро, деловым тоном, о том, что из Луксора есть круиз по Нилу, который начинается в следующий четверг, и что он хотел бы попасть в Каир в тот же день. Она немного испугалась, будто такие далёкие путешествия всё ещё требовали по-викториански тщательной подготовки. Но Дэн заверил её, что все билеты будут заказаны, что эти круизы вовсе не светского характера и не требуют какой-то особенно модной одежды. Если она сможет попасть в Лондон в понедельник, они займутся визами. Он ожидал, что она снова испугается — не слишком ли дорого всё получится, но, странным образом, она об этом даже не спросила… а может быть, уже выяснила детали в каком-нибудь местном туристическом агентстве и пришла к выводу, что может позволить себе такие траты.

— Ты должен сказать мне, кому заплатить,

— Мы всё это обсудим в понедельник. В конторе могут и не знать, всё оплачивает студия. Так что не беспокойся.

— Я хочу сама оплатить свою часть расходов.