Дорога перемен - Пиколт Джоди

Он отпускает руки.

— Что ты делаешь? — задыхаясь, спрашиваю я. — Почему ты не в кровати?

— Я был в ванной. Зашел туда по пути в твою спальню.

— Правда?

Я сажусь на край кровати. Наши руки со сплетенными пальцами лежат на моем колене.

— Да, кстати, — продолжает Сэм, — я думаю, ты очень хороша в постели.

Я опускаю глаза.

— И что ты слышал?

— Все. Стоял у двери и слушал. Ты не можешь злиться на меня за то, что я подслушивал, потому что думала, что я лежу в кровати.

Он кивает на клубок одеял и подушек на кровати. Берет мою руку и большим пальцем поглаживает теплую кожу моей ладони.

— А что ты делаешь в моей спальне? — Он наклоняется ближе.

Я откидываюсь на подушки.

— Жду, когда придет чувство вины. Я решила, что если почувствую вину, то смогу себя наказать и мне станет легче. Продолжаю ждать, думаю о тебе, но вины все равно не чувствую. Поэтому начинаю верить, что я в себе обманывалась. А потом мне приходит в голову: если я поступаю так ужасно, то не заслуживаю того, чтобы даже думать о тебе. — Я вздыхаю. — Ты думаешь, я сумасшедшая?

Сэм смеется.

— Хочешь знать, зачем я отправился к тебе в спальню? Поговорить о свадьбе. Клянусь Всевышним! Я хотел, чтобы ты знала, что сводишь меня с ума, потому что я думаю о вещах, о которых думать не должен, ведь я знаю, что у тебя семья и все такое. Но хуже всего: я верю в институт брака. Я не женился, потому что не встретил ту, единственную. Всю жизнь я ждал какого-то знака свыше, какого-то щелчка, понимаешь? А сегодня я лежал здесь, размышлял о том, как ты выглядела в тот день, когда вышла замуж за Оливера Джонса, — и мозаика сложилась. Неужели ты не понимаешь? Он забрал женщину, которая должна была стать моей женой!

— Когда я выходила замуж, тебе было столько лет, сколько сейчас Ребекке. Ты был еще ребенком.

Сэм ложится на свою сторону ко мне лицом. На нем футболка и широкие спортивные трусы в горошек. Он замечает мой взгляд, тянется за одеялом и оборачивает его вокруг бедер.

— Но теперь я уже не ребенок, — говорит он.

Он протягивает руку к моему лицу, проводит пальцем по щеке, по подбородку. Потом берет мою руку и подносит ее к щеке. Проводит ею по колючей щетине, по ямочке на подбородке, по нежной сухой линии губ. И отпускает.

Но я не убираю руку. Я продолжаю прижимать пальцы к его рту, когда он приоткрывает его, чтобы их поцеловать. Я нежно касаюсь век Сэма, чувствую, как подрагивают под ними его глаза. Касаюсь ресниц, переносицы. Я изучаю его, как будто раньше ничего подобного не видела.

Он не шевелится, пока я провожу ладонью по его плечам, рукам, по углублениям, где соединяются мышцы, по впадине на внутренней стороне локтя. Он позволяет мне коснуться сухожилий на его сильных руках, поворачивает ладони вверх, чтобы я нащупала мозоли и порезы. Помогает мне снять через голову футболку. Я бросаю ее на тумбочку.

Если я буду продолжать вот так его исследовать, мне нечего бояться. Если только не перейду на другой уровень, к интимным ласкам, тогда — берегись! Секс никогда не был для меня тайной. Земля не уходила из-под ног, и ангелов я не слышала, никаких звоночков и тому подобных вещей. Я всегда была немного самоуверенна. С моими скелетами в шкафу нельзя ожидать от занятий любовью какого-то волшебства. Как по мне, я поступила смело: вытеснила из памяти ужасные воспоминания. Первый раз был самым трудным, и, преодолев этот барьер с Оливером, я никогда не думала, что вновь столкнусь с подобной проблемой.

Но когда я почувствовала, как Сэм обнимает меня за талию, нежно проводит пальцами по груди… Я чувствую, как его возбужденная плоть прижимается к моему бедру, и начинаю плакать.

— Что? В чем дело? — Сэм прижимает меня к себе. — Я сделал что-то не так?!

— Нет.

Я пытаюсь справиться с истерикой. Я не могу ему рассказать. Я никому этого не рассказывала. Но неожиданно я больше не в силах носить это в себе, как Атлас свою ношу.

— В детстве…

Я слышу, как шепчу ему в кожу. Я говорю каким-то не своим голосом, словно опять, как тогда, в детстве, подслушиваю кого-то другого, но чем дольше я рассказываю, тем больше становлюсь собой.

Сэм отстраняется на расстояние вытянутой руки, и я поражена: он озадаченно смотрит на меня, ожидая, когда я расскажу ему об отце, но когда я прямо смотрю ему в глаза, то чувствую по его взгляду, что ему уже не нужно ничего объяснять.

— Я знаю, — произносит он, удивляясь собственным словам. — Я знаю о твоем отце. Не знаю откуда, но я могу сказать, в чем ты собираешься признаться. — Он тяжело сглатывает.