НЕСУЩИЕ КОНИ - Мисима Юкио

Молитва все продолжалась, было непонятно, когда она закончится. Курахара колебался, но ветка явно ему мешала, и он, решившись, положил ее на стул и обеими руками почесал спину. Молитва вскоре завершилась, и жрец повел Курахару и губернатора к алтарю подносить дар богам.

Курахара забыл, что у него в руке ничего нет, перед алтарем они с губернатором стали уступать друг другу очередь. Наконец губернатор согласился и первым возложил священную ветвь. В этот момент пораженный жрец заметил, что у Курахары в руках нет подношения, но было уже поздно. Курахара, успокоившись, что пропустил губернатора вперед, плюхнулся на стул, придавив положенную туда ветвь священного дерева, которая предназначалась в дар богам.

Чтобы этот промах не бросился в глаза, пока продолжалось церемониальное действо, его мгновенно исправили: не показывая, что произошло что-то необычное, жрец дал Курахаре другую ветвь, и тот положил ее на алтарь, но один из молодых служителей не смог сдержать возмущения. Он написал об этом в их местную газету, а оттуда заметка попала в газету, которую сейчас читал Исао.

Это был верх богохульства. Гнев Цумуры был абсолютно справедлив. Пусть это была оплошность — наедаться накануне обращения к богам мясом и не испросить прощения за этот грех, но вина за то, что Курахура спокойно воспринял явное кощунство, совершенное им на глазах у всех, перед богами, когда ему дали другую ветвь для дара, была огромной… Но не настолько, чтобы убить за это, — моментально подумал Исао. Он взглянул в горящие юношеским гневом глаза Цумуры и устыдился своих мыслей.

Из-за минутной слабости души, казалось, ушла сила из пальцев, державших газету. Сава, протянув руку, мгновенно вырвал небольшой газетный листок.

— Расслабься, расслабься. Забудь об этом, — было непонятно, насколько Сава уже успел опьянеть, обнимая Исао толстой белой рукой за плечи, он заставлял его выпить. Исао впервые обратил внимание на то, какой болезненно-белой стала у Савы кожа.

Песни стали естественным продолжением праздника, кто-то пел, а все в такт хлопали в ладоши: после нескольких выступлений скрытых талантов глава школы приказал разойтись. Иинума предложил Хонде, Исао и Саве продолжить праздник в его комнате и велел жене подогреть сакэ.

Хонда впервые оказался в комнате Иинумы и был поражен сиянием, исходившим от покрывавшего жаровню одеяла — на нем были вышиты искуснейшие рисунки с дворцовыми повозками. Наблюдательный Хонда сразу понял, что это остатки былого увлечения Минэ. При этом Хонду удивило то, что на празднике кадушки с рисом были накрыты просто синими одеялами.

Хонда, наблюдая за отношениями Иинумы и Минэ, вдруг понял, в чем дело. Иинума и сейчас не простил жене ее прошлого. Хонда не знал, было ли это давнее прошлое — связь с маркизом Мацугаэ, или сравнительно недавнее увлечение Минэ. Но почему-то во всем поведении Иинумы сквозило, что он не простил жену, и отражением этого было какое-то раболепство Минэ, будто она постоянно просила прощения. И все-таки было странно, что Иинума молчаливо соглашался терпеть повсюду в доме яркие образчики распущенности, такие как, например, это великолепное покрывало, все то, что считал источником былой распущенности жены, что противоречило его взглядам. Хонда подумал, может, Иинума в глубине души прячет тоску по этому увлечению служанок из знатных домов.

Хонду усадили на почетное место, Минэ, присматривая за греющимися в медном котле фарфоровыми бутылочками с сакэ, несколько раз дотрагивалась до них длинными ловкими пальцами, словно касалась пугливых зверьков. Хонда подумал: «Как ни притворяйся, есть в тебе что-то от проказливой девчонки».

Мужчины устроились вокруг жаровни и стали пить сакэ, закусывая сушеной рыбкой.

— Сегодня Исао можно пить вволю, — наливая сыну, Иинума мельком взглянул на Хонду. Видно, собрался начать свою «шоковую терапию», о которой предупреждал.

— Итак, Исао, твой отец сегодня в присутствии господина Хонды намерен сказать тебе нечто, что тебя явно ошеломит, но с сегодняшнего дня ты и телом, и душой взрослый, и я собираюсь обращаться с тобой соответственно — как со взрослым, со своим наследником, познавшим разные стороны жизни. Спрошу прямо: как ты думаешь, кто сообщил о вас полиции, ведь ты явно был арестован по доносу? Скажи, как тебе кажется, кто это…

— …Не знаю.

— Не бойся, можешь высказывать любые предположения.