Безутешные - Исигуро Кадзуо

Внимание присутствующих переключилось на песню. Под сладостно-ностальгическую мелодию поющие начали браться – за руки и раскачиваться в такт. Один из цыганских скрипачей взобрался на стол, с ним рядом тут же оказался другой, и вскоре они вдвоем приковали к себе взгляды публики, сопровождая игру ритмичными телодвижениями.

Борис пробился через толпу туда, где, переводя дыхание, стоял его дед. Еще несколько секунд назад Густав находился в центре всеобщего внимания, теперь же никто, по-видимому, не замечал ни деда, ни внука, когда те с закрытыми глазами обнимались, не пряча друг от друга безмерного облегчения, какое оба испытывали. Спустя довольно долгое время Густав с улыбкой опустил взгляд на мальчика, внук же не ослабил объятия и не открывал глаз.

– Борис! – позвал Густав. – Борис! Ты мне должен кое-что пообещать.

Мальчик молчал, продолжая цепляться за деда.

– Борис, послушай! Ты хороший мальчик. Если со мной что-нибудь случится, если это произойдет, ты Должен будешь занять мое место. Знаешь, твои родители прекрасные люди. Но бывает, они пасуют. Они не такие сильные, как мы с тобой. И если со мной что-нибудь случится, если меня не станет, тебе придется сделаться опорой семьи. Ты будешь заботиться о матери и об отце, поддерживать семью, сплачивать ее. – Густав разомкнул объятия и улыбнулся внуку. – Ты мне это обещаешь – да, Борис?

Некоторое время Борис, судя по всему, размышлял, потом с серьезным видом кивнул. Деда и внука поглотила толпа, и я больше их не видел. Кто-то тянул меня за рукав и уговаривал взяться за руки с соседями и подхватить песню.

Обернувшись, я увидел, что к двум скрипачам на столе присоединились и остальные, и теперь вся публика, распевая, водит вокруг них хоровод. В кафе набились еще посетители, и теперь там негде было яблоку упасть. Я заметил, что двери по-прежнему открыты и люди на площади, в темноте, тоже сплели руки и раскачиваются в такт пению. Я протянул руки крупному мужчине – скорее всего, носильщику – и толстой женщине, которая, вероятно, зашла с улицы, и включился в хоровод. Песня была мне незнакома, но я заметил, что и большинство окружающих тоже не знает слов, да и венгерского языка вообще, а поют что Бог на душу положит. Мои соседи, например, произносили совершенно разные слова, однако же безо всякого смущения или колебаний. Достаточно было на мгновение прислушаться, как обнаруживалось, что они поют какую-то околесицу, но это решительно ничего не меняло. Вскоре и я поддался общему настроению и начал подпевать, изобретая слова, как я думал, отдаленно похожие на венгерские. Непонятно почему, но мне это хорошо удавалось: слова лились с приятной легкостью, и в скором времени я уже с жаром вплетал свой голос в общий хор.

Наконец, приблизительно минут через двадцать, я заметил, что толпа начала таять. Официанты подметали пол и возвращали столики на прежние места у стен. Но большая группа посетителей, к которой принадлежал и я, по-прежнему кружилась по залу, увлеченно распевая. Цыгане также не сходили со стола и не проявляли ни малейшего желания прекратить игру. Мягко влекомый одним соседом и подталкиваемый другим, я двигался в хороводе, но вдруг почувствовал, что кто-то трогает меня за плечо. Я оглянулся и увидел человека, которого принял за хозяина, – он мне улыбался. Пока я раскачивался из стороны в сторону, этот высокий тощий мужчина предупредительно повторял мои телодвижения, сгибая колени и шаркая ногами, что делало его похожим на Гручо Маркса.

– Мистер Райдер, у вас очень усталый вид, – буквально прокричал он мне в ухо, но на фоне пения я едва разбирал его слова. – А вам предстоит такой важный и трудный вечер. Скажите, почему бы вам не отдохнуть минуту-другую? У нас имеется удобная задняя комната, моя жена приготовила вам кушетку, пару одеял и подушки, включила газовый обогреватель. Вам будет там очень удобно. Вы сможете свернуться калачиком и немного прикорнуть. Комнатка, правда, тесная, но очень тихая, потому что находится в задней части дома. Никто не войдет и не побеспокоит вас – за это мы отвечаем. Там покойно, вы сами убедитесь. В самом деле, сэр, до вечернего выступления остается совсем мало времени – неплохо было бы воспользоваться им для отдыха. Прошу, пройдите вот сюда. У вас усталый вид.

Я наслаждался и пением, и компанией, однако понял, что действительно страшно устал и что предложение хозяина не лишено резона. Идея позволить себе недолгий отдых нравилась мне все больше и больше – и, наблюдая, как хозяин с улыбкой семенит за мной, я начал испытывать к нему глубокую благодарность – не только за любезное предложение, но и за обстановку в его чудесном кафе в целом и за великодушное отношение к носильщикам, явно не самой ценимой общественной группе. Я отпустил руки соседей, улыбнулся на прощание носильщику и пышной тетке, а затем хозяин взял меня за плечо и повел к задней двери.