Мулей - Лу Эрленд

Я развернулась на сто восемьдесят градусов и ушла. Раз не опасный, пусть катится.

Теперь я лечу в Брюссель. Делать мне там не­чего, но я спросила кассиршу, куда она сама бы полетела, если бы ей предложили выбрать, что хо­чется. Она выбрала Брюссель. Ее парень работает там тренером в ооновской администрации. А мне все равно. Я вполне уверена, что двину дальше, не особенно затягивая пребывание на земле.

Вчиталась в красную книгу с вульгарным чле­ном в качестве посвящения. Она называется «Что должен знать каждый датчанин» и, похоже, пол­на разных интересных фактов из истории челове­чества и искусства, географии и прочего. Первым, на чем раскрылась книга, была гелиоцентрическая картина мира, это когда в центре Вселенной изо­бражали неподвижное Солнце, вокруг которого все вертится. А на геоцентрической картине в центре помещали Землю. Они обе не соответствуют моему представлению о Вселенной: в центре нет ничего, кроме огромной адской черной дыры, куда все по­степенно проваливается.

22 февраля

Вчера я из Брюсселя никуда не улетела, но это даже неплохо, мне здесь нравится. Мне повезло — успела до закрытия дьюти-фри купить коробку бельгийского шоколада и всю ночь его ела. Я поч­ти не спала, сидела по очереди в разных молит­венных комнатах, чтобы почувствовать настрое­ние. По-моему, чуть ли не первое, о чем спро­сил меня психогейр, это верю ли я в бога. Мне пришлось ответить нет. А он сказал, что многие, пережившие трагедии такого же масштаба, как моя, обратились к богу, и хотя я всегда прояв­ляла сдержанность в своих отношениях с богом, должна признать, что в глубине души долго хра­нила возможность уверовать, так что когда в аэро­порту Брюсселя обнаружился целый коридор с комнатами для религиозных процедур, я подума­ла, что это замечательный шанс разобраться во всем раз и навсегда. «Places of Worship», — напи­сано на указателе наверху эскалатора. Я все вре­мя как-то упускаю из виду, что большая часть на­селения Земли верит в какого-нибудь бога, и это важная часть жизни людей, поэтому даже когда они путешествуют и куда-то летят, им нужно ме­сто уединения. В этой стране руководство аэро­порта построило шесть, извиняюсь, семь комнат, где представители разных вероисповеданий могут помолиться или просто посидеть и расслабить­ся. У них есть комнаты католиков, протестан­тов, православных, иудеев, мусульман, гуманис- тов-атеистов и вдобавок консультант по вопросам морали, имеющий отдельную комнату со стеклян­ными стенами, стол, компьютер и шкаф. Я реши­ла просидеть в каждом «храме» сколько потребу­ется, но я чувствовала, что нижний предел — хо­тя бы час на комнату. Я думаю, что если искать смысл в наличии бога, то он таков: бог должен помогать тем, кому плохо. Это программа-мини­мум. Мне плохо. Значит, бог должен мне помочь. А нет, пусть проваливает. Я помню из школы, что христианский бог не любит, когда его испытыва­ют, он хочет, чтобы человек безоговорочно при­нимал его и его слова, сказанные в Библии, за чистую монету. Но уж дудки. Меня ему придется убеждать как Фому неверующего. В пяти комна­тах, построенных с идеей, что бог есть, я читала примерно такую молитву: Дорогой бог, меня зо­вут Юлия и я потеряла родителей и брата в авиа­катастрофе в Африке. Я очень их любила и те­перь, когда их не стало, у меня пропало желание жить. И так тянется уже десять месяцев. До сих пор ты не помогал мне, но и я не просила тебя о помощи. Недавно я пыталась покончить с собой, но ничего не получилось, потому что один приду­рок в магазине Осло продал мне неправильную веревку. И после этого все стало совсем невыно­симым. Я не справилась с таким простейшим де­лом как умереть, и теперь у меня такая ситуация: мне не хочется жить и я не могу умереть. Пони­маешь? Я не живая и не мертвая и не знаю, что мне делать. Так что у тебя нет выбора, ты должен вернуть мне желание жить или ликвидировать меня, на худой конец послать кого-то сделать это от твоего имени. Можешь дать самолету упасть. Что тебе стоит? Я понимаю, что это непростое ре­шение — погубить целый самолет только потому, что одному из пассажиров надо умереть, и мне конечно же не хочется увлекать с собой на поги­бель остальных, но ты все держишь в руке своей и запросто спасешь остальных. Авиакатастрофа с одним-единственным погибшим — это просто святочная история, огромный плюс для репута­ции и твоей, и пилотов. Как ты к этому относишь­ся? Я понимаю, что в масштабе мироздания моя история не стоит и выеденного яйца. Здесь один человек, а там — огромный мир, и ты думаешь наверно, что можешь закрыть глаза на проблемы букашки Юлии, потому что они не сопостави­мы с войнами, стихийными бедствиями, нуждой и бесконечностью зла, но тогда ты сам себя заго­няешь в ловушку, потому что если ты отворачи­ваешься от малого, я отказываюсь верить, что ты не отвернешься от большого, так что смотри на это как на шанс спасти маловера, которому очень плохо, и я даю тебе слово, что если ты поможешь мне и я пойму, что помощь исходила от тебя, я буду верна тебе до конца моих дней. Я пойду в народ и без устали буду рассказывать людям об Иисусе, пока они не сдадутся, и если ты, как убеждал меня учитель в младших классах, видишь меня насквозь и знаешь, что у меня на сердце, то понимаешь, что я говорю серьезно. Аминь.