Честный проигрыш - Мердок Айрис

— Хорошо, — чуть подумав, ответил Таллис. — Они придутся очень кстати. Спасибо.

Джулиус выписал чек.

— Ну, мне, безусловно, пора, — сказал он. — До свидания. По всем законам природы мы еще встретимся. — Он помедлил: — Вы допускаете, что я выступаю орудием справедливости?

Таллис ответил улыбкой.

Дверь за Джулиусом закрылась, и весь дом сразу наполнился звуками. За стенкой визжали, в комнате напротив завывал джаз, сверху, от курдов, неслась перебранка, и Леонард громко звал сына.

— Иду, папа, иду-иду.

22

Голубой «хиллман-минкс» двигался к югу. Исполосованная тенями тополей солнечная дорога все время шла прямо и прямо. Вытянутая рука Саймона лежала на спинке сиденья.

— Мы думали о себе.

— Ощущали такое огромное облегчение.

— Если б мы побольше думали о них!

— Но ведь казалось разумным хранить молчание и ждать.

— Господи, если б мы повели себя иначе!

— Не надо так много думать об этом, Саймон.

— Нам полегчало. Мы опять обрели друг друга. Было так восхитительно снова вернуться домой и в мир нашей любви. В тот вечер у меня голова кружилась от счастья. Было такое ощущение, словно я вырвался из страшных джунглей. То, что осталось за спиной, было таким запутанным, непонятным. Я не хотел больше думать об этом. Казалось, моя вина тоже осталась где-то там, позади, и теперь на мне не лежит никаких обязательств, кроме лишь одного: любить тебя.

— Мы слишком замкнулись в своей любви.

— Аксель, не хочешь же ты сказать…

— Нет, конечно, да перестань ты пугаться! Я просто имел в виду, что нам надо больше общаться с людьми, больше, чем прежде, жить в открытую. Мы слишком прятались в своем потайном мире.

— Да. Знаешь, если б мы чаще выходили вместе, это, наверно, придало бы мне уверенности.

— Скорее всего, это связано с нашей гомосексуальностью. Все мы живем в легком страхе перед обществом. Пытаемся прятаться. А это плохо.

— Но ты ведь не хочешь послать письмо в «Таймс» и огласить все в Уайтхолле?

— Нет. Это их не касается. Но и мы не должны таиться. Не будь наша жизнь так закрыта, мы не попали бы в сети этой чудовищной мистификации.

— О боже, — вздрогнул Саймон. — Знаю, знаю. Это моя вина, это моих рук дело…

Они опять и опять возвращались к этому разговору. Терпеливо и вдумчиво Аксель шел с Саймоном по кругу самообвинений, объяснений, оправданий, новых самообвинений. И каждый раз добавлял что-то, уточнял, указывал, пытался прояснить меру ответственности и невиновности, пытался помочь Саймону принять и осмыслить все чудовищные детали случившегося.

— Нет, — возразил он на этот раз. — Если подумать обо всех дьявольских хитросплетениях, приведших в конце концов к смерти Руперта, и о том, как ничтожно мало все мы в каждый отдельный момент знали о ситуации в целом и о возможных последствиях…

— Но я поступал дурно, зная, что поступаю дурно. Все остальные просто бродили в потемках. Если бы я не начал врать тебе, если бы рассказал всю правду…

— …то Джулиус вряд ли поведал бы тебе о своем милом плане.

— Но если бы я рассказал тебе сразу же после, после того, как Джулиус пришел в музей…

— Мы все равно могли бы счесть разумным промолчать… и даже наверняка пришли бы к такому решению. Единственный в нашем кругу, кто инстинктивно поступает правильно, — это Таллис. Он не раздумывая повел Джулиуса к телефону.

— Да. Таллис поступил правильно. Он понял, что здесь кроется смертельная опасность.

— А мы были слишком поглощены собой. И нам казалось: другие и сами справятся.

— И все-таки, Аксель, мне не уйти от мысли, что я виновнее всех. Позволил Джулиусу вить из себя веревки.

— Дорогой мальчик, и я виновен. Мне было не вообразить, что Джулиус способен стать творцом подлинного несчастья. А ведь я видел, как он и раньше проделывал что-то похожее. Но не пытался ему помешать, потому что дружба с ним льстила, льстило, что для кого-то он опасен, а для меня — нисколько. Это же повторилось и сейчас. Очарованный Джулиусом, я просто растаял, а когда начал что-то подозревать, разглядел только то, что связано с тобой. В тот день, когда мы ехали от Руперта (после того, как ты столкнул Джулиуса в бассейн) и ты попросил меня остановиться, я был уверен, что сейчас ты скажешь, что уходишь от меня с Джулиусом.

— Ох, Аксель, Аксель…