Честный проигрыш - Мердок Айрис

— Ты серьезна, когда говоришь «всегда»? — спросил он. — Ты сказала, что всегда будешь любить меня. Это действительно так? Если твоя любовь исчезнет, я этого не переживу.

— Конечно, я всегда буду любить тебя, милый, чудесный мой мальчик. Ну-ну, не сердись. Наше чувство будет прекрасным, неуязвимым. Неподвластным ни времени, ни переменам. Ну разве тебе непонятно, как это будет значимо для нас обоих?

— Думаю, ты способна помочь мне… во многом.

— Думаю, что и ты способен мне помочь. Уже помог.

— Морган, ты плачешь.

— От облегчения. Странно, правда? Это так здорово. Я столько времени чувствовала себя узницей. Узницей ночных кошмаров, узницей какого-то… возбуждения. Но теперь нет ни кошмаров, ни возбуждения. Теперь все настоящее и главное чувство — свобода.

— Свобода. Свобода — это, наверное, хорошо.

— Об этом я и говорила. Давай принесем друг другу только хорошее. Люди так часто поступают механически, какие-то отношения, ситуации с неизбежностью заставляют вести себя мерзко. А у нас все должно быть наоборот. Мы принесем друг другу благо. Мы созданы, чтобы давать друг другу радость. Теперь понимаешь?

— Да, — подтвердил он с легким сомнением в голосе.

— Значит, согласен? Договорились?

— Надеюсь, этот договор все же не запрещает целовать тебя?

В ответ Морган сцепила руки у него на шее.

А несколько минут спустя они, держась за руки, шли по заросшей зеленой травой дорожке назад к машине.

Слезы радости застывали на щеках Морган. Счастье, думала она, это счастье. А я даже забыла, каково оно. Счастье — это свободная и бескорыстная любовь. И оно так отличается от того, за чем я гналась чуть не всю свою жизнь. Конечно, все прочее остается. И столько запутанного и давящего. Решения, к которым нркно прийти, боль, которую причиняешь и от которой страдаешь, непредсказуемые указания богов, механика жизни. Но это за пределами механики. Это удача, благословение свыше, везение, да, удивительное и совершенно незаслуженное везение. Похоже, оно пришло ко мне. Как хорошо

16

— Ты знаешь, дорогая, лучше не носить вот это с этим, — говорил Саймон, обращаясь к Морган.

Та появилась у него неожиданно. Позвонила со станции метро «Бэронс-корт» и сразу пришла. Она была на коктейле неподалеку, сказала Морган, и ей стало скучно и захотелось увидеть Саймона. Было половина седьмого, и Аксель еще не вернулся. Саймон пришел в восторг.

Теперь Морган сидела возле него на желтом диване в изящной миниатюрной гостиной и быстро расправлялась с налитым ей джином. Раскрасневшаяся, чуть под хмельком, она выглядела победоносно счастливой и машинально теребила бусы из темного янтаря.

На ней было темно-синее шелковое платье с красным зигзагообразным рисунком. Чуть сдвинутая набок маленькая синяя бархатная шапочка с кисточкой создавала впечатление, что это умное лицо с очками в металлической оправе принадлежит красивому и начитанному еврейскому юноше.

— Ты говоришь о бусах? А мне казалось, что они хорошо подходят к этому платью.

— Яркая набивная ткань не терпит украшений, милая. Они только смазывают впечатление.

— Саймон, помнишь, дружочек, как в прежние времена ты вечно подсмеивался над моими костюмами? И был совершенно прав. Я в самом деле абсолютно не умею одеваться.

— Позволь мне заняться твоим гардеробом.

— Это было бы замечательно. Ты гениально чувствуешь, как подать вещь. Взять хоть эти искусственные цветы на камине.

— Они не искусственные, они сухие.

— Неважно, на них одно удовольствие посмотреть. А эти чайные розы в черной вазе, с листьями эвкалипта и ириса, если это действительно ирис? Кто бы додумался до такой композиции?

— Это листья монтбрешии. Из сада Руперта. Обычно считают, что розы ни с чем не соединимы, но это не так.

— Милый Саймон, когда я смотрю на тебя, мне всегда страшно хочется смеяться. Я так рада видеть тебя. Ты меня делаешь такой счастливой. — Взмахнув рукой и пролив на ковер немного джина, Морган поцеловала его в щеку.

Саймон тут же ответил ей таким же поцелуем. Еще несколько капель джина пролилось на ковер.

— Я знаю, что вчера ты возила Питера в Кембридж.

— Да. Он поговорил со своим наставником. И будет теперь пай-мальчиком.

— То есть вернется в Кембридж в октябре?

— Само собой. Не думаю, чтоб он когда-либо всерьез предполагал не делать этого.