Безутешные - Исигуро Кадзуо

Послышалось шуршание, и, взглянув в зеркало, я обнаружил рядом с Софи мягкий коричневый пакет с пальто. Тут мне пришлось обратиться к ней, чтобы справиться о дороге, и она, казалось, впервые заметила меня с тех пор, как мы выехали. Она склонилась вперед и проговорила мне в ухо:

– Я ждала чего-то в этом роде. Непременно поговорю вскоре с мистером Хоффманом.

Я пробормотал несколько одобрительных слов и прибавил фарам яркости, поскольку мы въезжали под сень леса.

– Другие, – проговорила Софи. – Им хоть бы хны, ни до чего нет дела. Я никогда так не могла.

Несколько минут она молчала, но я ощущал затылком ее дыхание и вдруг понял, что жду прикосновения ее пальцев к своей щеке. Софи произнесла:

– Помню. После маминой смерти. Как было одиноко.

Я снова взглянул на нее через зеркало. Она все так же наклонялась ко мне, но глаза ее были устремлены вперед, на лес.

– Не тревожься, – мягко проговорила она, и снова послышалось шуршание пальто. – Я позабочусь, чтобы нам было хорошо. Нам троим. Я об этом позабочусь.

Я остановил машину на небольшой парковке где-то на задах концертного зала. Над дверью напротив нас все еще горел ночной фонарь, и, хотя это была не та дверь, через которую я недавно вышел, я поспешил туда. Оглянувшись, я увидел, что Борис помогает матери выйти из машины. Когда они входили в помещение, он покровительственно придерживал ее за спину. Докторский чемоданчик, который мальчик нес в другой руке, неловко стукался о его ноги.

Дверь привела нас в длинный изогнутый коридор, и почти сразу нам пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить тележку с продовольствием, которую толкали двое мужчин. По сравнению с прошлым разом температура в помещении поднялась на несколько градусов, стояла духота. Заметив поблизости двух музыкантов в концертной одежде, которые дружески болтали в дверном проходе, я с облегчением понял, что Густав находится где-то неподалеку.

Пока мы следовали по коридору, нам попадалось все больше оркестрантов. Многие из них уже переоделись, но все еще, казалось, были весьма легкомысленно настроены. Они громче прежнего смеялись и перекрикивались, а далее мы едва не столкнулись с человеком, который выходил из уборной, держа виолончель так, словно это была гитара. Кто-то сказал:

– О, вы ведь мистер Райдер? Помните, мы виделись раньше?

Четверо или пятеро мужчин, проходивших по коридору, замедлили шаг и уставились на нас. Все они были нарядно одеты и, как я в ту же секунду определил, пьяны. Человек, который со мной заговорил, держал букет из роз и, приближаясь, небрежно им размахивал.

– Недавно в кинотеатре, – продолжал он. – Мистер Педерсен нас познакомил. Как ваши дела, сэр? Друзья говорят, что я тогда осрамился и должен просить у вас прощения.

– А, да, – отозвался я, узнав собеседника. – А вы как поживаете? Рад снова вас видеть. К сожалению, я сейчас очень спешу…

– Надеюсь, я не был слишком груб, – не унимался пьяный. Он приблизился ко мне вплотную, так что наши лица едва не соприкасались. – Я никогда себе этого не позволяю.

У его спутников вырвались смешки.

– Нет, вы вовсе не были грубы. Но сейчас вы должны меня извинить…

– Мы искали маэстро, – продолжал пьяный. – Не нет, не вас, сэр. Нашего собственного маэстро. Видит мы приготовили ему цветы. В знак нашего глубочайшего уважения. Не знаете ли, сэр, где его можно найти?

– К сожалению, понятия не имею. Но… боюсь в этом здании вы его пока что не найдете.

– Нет? Он еще не прибыл? – Пьяный обратился к своим спутникам. – Нашего маэстро еще нет. Что бы это значило? – И снова ко мне: – Мы принесли ему цветы. – Он опять встряхнул букет, и несколько лепестков осыпалось на пол. – В знак привязанности и уважения от городского совета. И просьбы о прощении. Конечно. Мы так долго его не понимали. – Его спутники вновь сдавленно захихикали. – А его еще нет. Нашего любимого маэстро. Ну что ж, в таком случае побудем еще немного с музыкантами. Или вернемся в бар? Как мы поступим, друзья мои?

Я видел, что Софи и Борис проявляют все большие признаки нетерпения.

– Простите, – пробормотал я и двинулся дальше Позади нас послышались новые сдавленные смешки, но я решил не оборачиваться.

Наконец суета вокруг стихла – и мы увидели впереди тупик и толпу носильщиков перед дверью последней уборной. Софи ускорила шаги, но, не дойдя до двери, остановилась. Носильщики при виде нас проворно расступились, и один из них – жилистый мужчина с усами, которого я помнил по Венгерскому кафе – выступил вперед. Он держался неуверенно и вначале обратил свои слова только ко мне: