Киномания - Рошак Теодор

Тогда понятно, почему брат Юстин смотрит на уродливые, убогие фантазии Саймона Данкла как на произведения высокого искусства. Они были идеальными выражениями человеконенавистнической картины мира. Я ужаснулся собственным мыслям: может быть, это и к лучшему, что катаров преследовали и уничтожили — всех до последнего. За исключением разве что нескольких, которые сумели выжить, а потом исчезли с глаз человечества, чтобы вернуться столетия спустя — в странном обличье кинематографистов.

Может быть, у Фаустуса и не хватало терпения обсуждать религиозные догмы, но поговорить о взглядах на секс он будет не прочь. Как он сказал мне однажды: «Заниматься любовью почти так же приятно, как сражаться. Вот в чем ошибка вашего поколения. Мужчине вовсе не нужно выбирать между одним и другим». Подсунув ему этот предмет, я пытался сохранять ученый вид, но при этом подозревал, что он внесет в разговор похотливые нотки.

— Ходят слухи, — сказал я, — что альбигойцы увлекались довольно экзотическими разновидностями любовной близости. Как вы думаете, в этом есть доля правды?

Он грязно рассмеялся.

— Я все спрашивал себя, когда же вы зададите этот вопрос. Мне всегда хотелось написать книгу на эту тему. «Необычные сексуальные извращения западной цивилизации». Катарам там можно посвятить пару полноценных глав. Церкви — вот где водятся лучшие извращенцы. Черт побери, любая мировая религия восходит к культам плодородия и любовным празднествам. Но у альбигойцев был другой уклон. Их цель состояла в бесплодии. Для них не было большей гнусности, чем утверждение церкви, что секс должен вести к размножению. Они рассматривали это как уловление еще одной невинной души путами плоти. Отсюда следовало, что безбрачие — простейший способ пресечь деторождение. Это вполне устраивало «совершенных», среди которых, возможно, было немало кастратов. Но особого спроса на воздержание за пределами кучки фанатиков никогда не было. А потому для черни альбигойцы предложили испытание полегче — некую разновидность генитальной гимнастики, которая позволяла телу получать нечистое наслаждение, не извергая при этом семени. Возможно, они научились этому на Востоке. Там есть йоги, которые занимаются подобными вещами — бесконечно сдерживают эякуляцию. Они утверждают, что в этом тайна вечной жизни.

— А на сей счет есть какие-то документы?

— Ха, кому бы не хотелось их заполучить? И обязательно с иллюстрациями. Нет, мой мальчик, нам не повезло. Почти все, что нам известно, исходит от противной стороны — от преследователей. Вам придется напрячь воображение, чтобы восполнить недостающее.

Впервые я чувствовал, что могу дать фору моему внушительному наставнику. Я не удержался — не смог воспротивиться искушению.

— Откровенно говоря, у меня есть кой-какие знания из первых рук.

Фаустус оживился — во взгляде у него появилось удивленно-вопросительное выражение.

— Вот те раз! Ну-ка, выкладывайте.

— Прошлым летом я познакомился с одной женщиной, которая утверждала, что знает несколько сексуальных приемов катаров. Она предлагает лекции с демонстрациями.

— Дайте мне телефон этой дамы. Может быть, мне удастся в конце концов написать свою книгу. Как вы считаете, смогу я найти какого-нибудь Гуггенхейма, чтобы он профинансировал полевые исследования?

Пробудив интерес Фаустуса, я позволил себе похвастаться.

— Ее зовут Ольга Телл. Возможно, вы ее помните.

— Кажется, была такая кинозвезда.

— Она самая. Теперь она живет в Амстердаме.

— Наверно, совсем старая перечница. Постарше меня.

— Но она по-прежнему пышет здоровьем. И то, что делает, делает прекрасно.

Фаустус потребовал от меня подробностей моих приключений с Ольгой, и я охотно их предоставил. Я вел рассказ, внутренне краснея за свою предельную откровенность, и чувствовал, что он начинает видеть меня в новом свете. До этого времени он полагал, что я всего лишь киноэстет, такой же слюнтяй, как и большинство его коллег-преподавателей. Чтобы рассеять это представление, понадобился небольшой мужской разговор.

— Ну что же, мой юный друг, — сказал Фаустус после краткого эротического отступления, — значит, вы знаете лучше меня, что искали альбигойцы в постели. Резонно предположить, что когда слухи о подобных упражнениях дошли до властей, последние интерпретировали услышанное как грех против сладострастия, доведенный до крайней гнусности. Катары в целях контроля за рождаемостью даже были готовы прибегнуть к гомосексуализму. Уж лучше содомия, чем беременность. Это было главным обвинением против тамплиеров. И вероятно, вполне справедливым. Еще во времена Спарты товарищи по оружию захаживали друг к другу с тыла. Ах, эта грубоватая казарменная любовь. Никогда этим не баловался, но дело распространенное. Некоторые из лучших бойцов, с какими мне довелось служить, были голубее неба в ясный день.