Нелепая привычка жить - Рой Олег

— Все о'кей! — поддержал ее Коллуэй.

К счастью, чем дальше от города, тем свободнее становилась дорога. Вскоре черный «Лексус» уже мог позволить себе бежать больше сотни километров в час, а потом и еще быстрее. Проехали последний ориентир на Волоколамке, свернули с шоссе на боковую проселочную дорогу. Наташа показывала, куда ехать:

— Вот тут, после указателя, направо… По этому шоссе еще километров семь… Там развилка будет… Вон, вон туда! Здесь прямо, через мост… Дальше, дальше… Там за лесом деревня будет, Спиридоновка. За ней поле, а за полем сразу налево…

— Вот сюда, что ли? Я бы без тебя этого поворота вообще не заметил… Господи, опять яма! Да уж, глухое местечко, ничего не скажешь! С проводником надо передвигаться, как в горах. Один бы я ни за что не нашел! — комментировал Виталий.

Она тихонько улыбалась ему в зеркало заднего вида. Весенний ветер, врывавшийся в открытое окно, трепал ее волосы и иногда кидал их в лицо Малахову. От волос пахло яблоками. Антоновкой.

С проселочной дороги свернули сначала на грунтовку, а оттуда и вовсе на колею, которая вела прямо через лес.

— Ну все, подъезжаем! — радостно сообщила Наташа.

— Слава богу! Из меня чуть всю душу не вытрясло на этих ухабах, — пожаловалась Лана.

Джозеф тянул шею:

— Где твой дом, sweety?[12]

— Сейчас появится… Вон туда смотри. Сейчас листвы еще почти нет, его хорошо будет видно.

Впереди показалась поляна, а на ней и впрямь настоящая «избушка на курьих ножках» — добротный бревенчатый сруб с маленькими окошками. Малахов заглушил мотор, и все поспешили вылезти из машины.

Разминая затекшее от долгого сидения тело, Виталий с удовольствием оглядывался вокруг. Вот где красота! Густой смешанный лес, удаленный от цивилизации и оттого чистый, сохранивший первозданную красоту. Громкий веселый гомон птиц, запах еще не просохшей земли, молодой травы и лопающихся почек. А воздух, воздух какой, хоть ложкой хлебай! Он вдохнул полной грудью, и на душе вдруг стало легко и радостно.

По отсутствию мелких бытовых мелочей можно было догадаться, что в доме никто не живет — и в то же время было ясно, что долгое время в нем обитали рачительные и рукодельные хозяева. Сбоку от крыльца еще висел проржавевший рукомойник, под ним сохранилась широкая подставка на козлах. Позади дома виднелось строение поменьше, видимо, баня; на поляне под деревом были врыты в землю большой деревянный стол и две лавки по бокам. Справа от крыльца оборудована целая площадка для отдыха — маленький столик, скамейка, место для костра, бочонок с песком — наверное, окурки бросать, когда костра нет, — и даже подобие кресла из причудливых корней. В этом кресле тут же устроилась Лана, закрыла глаза, подставила лицо ласковому апрельскому солнцу.

Наташа уже успела отпереть избу и бегала туда-сюда, таскала пакеты, распаковывала свою большую сумку, чем-то гремела в доме.

— Ой, молодцы, какой чудный шашлык купили! Джозик, солнце мое, сумеешь мангал собрать? Ура, электричество в порядке, сейчас чаю вскипятим… Виталь, будь другом, принеси воды, а? Вон, в кухне под столом ведро стоит.

— Запросто, только скажи, откуда воду брать.

— А из ручья. Видишь, там, за деревьями?

— Вы что же, собираетесь пить воду из ручья? — пришла в ужас Лана.

— Не, для питья у меня в бутылках, — успокоила ее Наташа. — Но вообще-то я всю жизнь эту воду пила — и ничего.

По дороге за водой Виталий встретил неторопливого, видно, еще не пришедшего в себя спросонок, крупного ежа. Тот посмотрел на него, фыркнул и неспешно скрылся среди прелых листьев у корней старой березы. Берега ручья были еще размытыми, влажно-скользкими, а вода — обжигающе студеной. Изловчившись, Малахов зачерпнул ее полной горстью, потом еще, и пил, пока не заныли зубы. Господи, хорошо-то как!

Погода разгулялась, туча, напугавшая их в Москве, прошла мимо. На пригретой солнцем поляне было так тепло, что есть решили прямо на улице. На столе, как по волшебству, появились цветная полиэтиленовая скатерка, банки с крепенькими солеными огурцами и домашними маринованными опятами, бутылка с домашней наливкой. Наташа быстро и ловко резала привезенный Малаховыми хлеб, снимала пленку с магазинной нарезки, расставляла пластиковую посуду, мыла блестящие, словно натертые воском, помидоры. Виталий набрал в сарае дров — готовых углей он не признавал принципиально — и развел в мангале огонь. Джо открывал банки и бутылки.

— Давайте быстренько перекусим, — распоряжалась Наташа. — Шашлык делать долго, когда он еще будет готов, а все уже голодные. Лана, идите за стол, успеете еще позагорать! Виталик, садись рядом с женушкой. А ты, Джозик, ко мне подсаживайся! Ой, да не сюда, горе мое, тут же кастрюля с картошкой стоит! Кому картошки положить, пока теплая? Я ее и в газету, и в полотенца завернула… Виталь, давай картошечки, а? С маслом, с укропчиком!.. Лана, я вам наливочки налью? Вишневая!

— Ну, давайте, попробую…

— Гулять так гулять! — радостно возопил Джозеф. — Ну, а мы с Витом по водочке!

— Виталию нельзя, ему еще обратно нас везти, — Лана прикрыла ладонью рюмку мужа.

— Что же, я один буду пить? — захлопал ресницами Джо. — Что я — голоалик?

— Кто-кто?

— Алкоголик, — догадалась, хохоча, Наташа. — Нет, солнце мое, конечно, нет, никакой ты не алкоголик! — Она звонко чмокнула техасца и предложила: — А давайте здесь заночуем! Тогда и Виталику можно будет выпить.

— Замерзнем, — засомневался Малахов. — Ночи еще холодные.

— А мы печку затопим! Печка у нас ого-го — от нее зимой жарко, как в бане. Кстати, и баньку можем истопить, у нас тут и банька есть…

— Но я ничего не взяла с собой, — покачала головой Лана.

— А у меня все есть. И щетки зубные, и полотенца, и молочко косметическое, и прокладки на каждый день. Даже трусы могу вам дать.

— Спасибо, я как-нибудь обойдусь.

— А чего вы? Они же в упаковке. Разве что велики вам будут…

Эта беседа, брезгливо-недоуменное лицо Ланы и искренняя улыбка Наташи очень развлекали Виталия. Он вдруг понял, что ему до страсти хочется остаться здесь до утра, расслабиться, выпить на свежем воздухе водки под шашлык… А потом дождаться темноты, сидеть у костра, слушать, как трещат поленья, глядеть, как взмывают в высокое звездное небо летучие искры…

— А ладно, наливай и мне, Джозеф!

— Виталий, ты с ума сошел!

— Лана, но имею я право хоть иногда отдохнуть? Супруга наморщила нос и отвернулась:

— Поступай, как знаешь!

— И правильно! — поддакнула Наташа. — Пускай мужик сам решения принимает. Мужик — он на то и мужик. Правда ведь, Джозик?

Коллуэй, не переставая жевать, обнял ее одной рукой.

Пока перекусывали, дрова в мангале уже успели прогореть. Угли вышли отличные — крупные, жаркие. Малахов хотел было заняться шашлыком, но Джозеф с Наташей его не подпустили: «Нет-нет, это мы сами». Лана вернулась в свое кресло — пока солнце не ушло, расположилась поудобнее, оголила шею, как можно выше подтянула рукава джемпера. Виталий поглядел немного на эту идиллическую картину и отправился обозревать окрестности.

В глубь леса от поляны вела тропинка, не успевшая еще зарасти травой. В чаще еще было сыровато и прохладно, кое-где, в самых тенистых местах сохранялись большие лужи талой воды, а пару раз за деревьями мелькнули даже белые кучки нерастаявшего снега. Но тропинка была уже совсем сухой, на деревьях полопались все почки, а на освещаемых солнцем участках буйно росла молодая трава и цвели, укрывая землю ярким пятнистым ковром, белые душистые цветочки, которые в его родном поселке называли медуницами. Где-то у самых макушек деревьев шумел легкий ветерок, почти неслышный из-за веселого птичьего гомона.

Вскоре тропинка раздвоилась: одна, что поуже, вела в левую сторону, другая, более широкая, уводила направо. Малахов остановился, раздумывая, куда пойти, потом, усмехнувшись, вынул из кармана монетку — «орел — налево, решка — направо» — и подкинул ее в воздух. Монета несколько раз перевернулась над головой и, чавкнув, упала на влажную землю вверх гербом. Виталий подобрал ее, обтер и послушно повернул на левую дорожку. Вскоре между деревьями показался просвет. Тропинка вывела его еще на одну поляну.

Он вышел из леса и даже остановился на миг, очарованный открывшимся перед ним видом. Эта поляна была намного больше первой, дальняя ее часть спускалась к ручью, расширившемуся до размеров небольшой речки. Лесной пейзаж был в этом месте особенно живописным, а посередине поляны, не нарушая красоты природы, а словно существуя в гармонии с ней, стоял дом.

Собственно, это здание еще нельзя было назвать домом в полном смысле этого слова — строительство явно было не закончено. Завершенным выглядел только забор — чудесная витая ограда с оригинальными воротами под аркой из нескольких полукруглых тонких полос черного металла. Но уже было видно, что дом задуман и спроектирован со знанием дела, так непохож он был уже сейчас на типовые загородные строения, все эти безвкусные «новорусские замки» и стилизации под швейцарское шале.