Носорог для Папы Римского - Норфолк Лоуренс

…Отец…

…никогда не становясь полностью землей и полностью водой. Это местный компромиссный ландшафт, застрявший на стадии изменчивости, водянистое болото, дельта, упрямый остаток неустойчивой мягкой почвы, которую Эри укрепил клинком, выкованным для него кузнецом из племени оки.

— …Дочка? Ты вернулась?

Итак: норовящая отступить Река, что медлит и тянет время за плотным ковром из мангровых деревьев и сотней миль аккумулированной речной грязи — ила. Ее ручьи и острова составляют губчатый лабиринт, в котором Река счастлива была бы блуждать вечно, бездействуя, застаиваясь, никогда не выбираясь окончательно к шероховатому, колючему побережью. Тем временем в ней появляются медленные кругообороты потоков, ложные течения, просачивания, все виды водных уверток. Но дрейф всегда направлен в сторону моря. Все реки заканчиваются в море, растворяясь там и отправляясь к небу, чтобы выпасть дождем на какой-нибудь отдаленной водосборной площади, положить начало другой реке и в конце концов — еще одному растворению. Вода этого безмолвного плавучего мира выжидает в лужах и узких заливах, фальшивых лагунах и обманных озерах. Проливы между мангровыми деревьями — это плоские коричневые зеркала воды, где выставленные в воздух и отраженные водой корневые системы устремляются одновременно и вверх и вниз, словно подвешенные над бездонными оврагами. Небо кажется пудрено-белым блестящим пространством, а отраженные птицы летают вверх ногами, рыбные орлы и белые цапли, странные пеликаны, поднимающиеся из настоящих глубин, чтобы выловить жирных карпов и окуней: всплеск, блестящая лента рыбьих мускулов извивается и тонет в зеркальном мире — или же поднимается в небо. Поверхностные волнения и рябь окаймляют грязевые отмели жидким сиянием. Ил — это пастельная голубизна, или чернота, или же мраморная смесь того и другого. Он воняет, заглушая более нежный запах воды. Когда берега расширяются и эта заросшая джунглями невнятица расступается, уступая место небольшому озерцу или лагуне, над поверхностью поднимается и висит в воздухе слабый торфяной запах, приправленный водорослями и болотным газом. Сваеподобные корни более крупных мангровых деревьев окружены браслетами из синевато-черных устриц. На илистом дне покоятся бесцветные крабы. Из темно-зеленой кроны дерева падает созревший проросток, его тяжелые стержневые корни пронзают мягкий ил и распугивают крабов, которые разбегаются. В воздухе тяжело хлопает крыльями цапля. Теперь, когда паводок спал, вода по большей части неподвижна. Дует гарматан, но здесь он мягок — не более чем сырая дрожь, ночной бриз. В тихой, окаймленной деревьями лагуне над поверхностью воды на несколько дюймов выступают тонкие жерди исанговой ловушки. Три пироги, в каждой из которых по человеку, искусно маневрируют, чтобы захлопнуть ее крышку. Позади мангровых деревьев стоят группы высоких пальм-рафий. Что-то невидимое в подлеске издает каркающий звук. Что-то движется в воде — рыбаки слышат это, — плюх, плюх, плюх, плюх… Со странной размеренностью. Небольшая гребная лодка появляется из-за изгиба ручья и медленно вплывает в лагуну.

Позже вождь с торжественным лицом осторожно снял обугленную кожицу с жирной рыбины идо, вскрыл ей брюхо, вынул кости и предложил Уссе первый из дымящихся филеев. Через щели в изгороди, окружавшей его участок, она видела лица уставившихся на нее людей, но что привлекло их — визит Эзе Ада, появление трех белых или же просто приход незнакомцев, — она не знала. Трое рыбаков, проводивших их до деревни, сидели на корточках чуть подальше от очага. Вождь был очень стар и улыбался про себя, когда Уссе с вежливыми преувеличениями нахваливала еду. Рыбаки переводили взгляды с девушки на ее сотоварищей, но стоило ей бросить взгляд в их сторону, те притворялись, что смотрят на нечто совершенно иное. На ее спутников это не распространялось. Их рассматривали откровенно и пристально, словно они были причудливо вырезанными статуями, прихотливое изящество которых требовало подробной оценки. Когда Диего сделал вид, что замахивается на них, вождь проговорил что-то резким голосом, и после этого местные довольствовались наблюдением издали.

— Одна женщина отсюда взяла мужчину, брат которого живет в деревне ближе к побережью. Мужчина тот умер, и она ушла с его братом ниже по побережью. Иногда она сюда возвращается. Она плетет корзины. Внизу у них там эти бамбуковые хижины.