Экстази - Уэлш Ирвин

Как обычно, сэр Альфред Вудкок появился последним, с хладнокровным спокойствием усаживаясь во главе стола. В голове Брюса Стурджеса пронеслась мысль, всегда приходившая к нему, когда сэр Альфред вот так садился на свое место: Я ХОЧУ СИДЕТЬ ТАМ, ГДЕ СЕЙЧАС СИДИШЬ ТЫ.

Тихий гул разговоров моментально стих, и громкий голос Барни, который еще продолжал говорить, прозвучал одиноко в наступившем молчании.

— Ээ… простите, сэр Альфред, — извинился он уверенным тоном.

Сэр Альфред нетерпеливо улыбнулся, но в этой улыбке сквозила утешительная доза покровительственного одобрения, которую, казалось, заметил лишь один Барни.

— Доброе утро, джентльмены… Мы собрались сегодня в основном, чтобы обсудить теназадрин, предлагаемый нам новый продукт… или, скорей, Брюс сейчас нам расскажет, почему мы должны выбрать его в качестве нового продукта. Брюс, — кивнул Стурджесу сэр Альфред.

Стурджес поднялся с места, ощущая свежий прилив сил. Уверенным жестом, словно отвечая на ледяную неприязнь в лице Майка Хортона, он нажал на кнопку проектора. Глупый Хортон, проталкивающий свою никому не нужную микстуру от стоматита. Да, теназадрин сметет всю эту мелочь. Брюс Стурджес был уверен в своем продукте, но, что более важно, Брюс Стурджес был уверен в самом Брюсе Стурджесе.

— Благодарю вас, сэр Альфред. Джентльмены, я докажу вам сегодня, почему, если наша компания не выберет сегодня этот продукт, мы упустим возможность, которая может выпасть лишь раз или два за всю историю фармацевтики.

Именно это и сделал Брюс Стурджес в своей презентации теназадрина. Хортон почувствовал, как первоначальная атмосфера недоверия, висящая в комнате, растаяла. Он видел одобрительные кивки, а затем и общее настроение растущего признания. Он почувствовал, как у него пересохло во рту, и ему вскоре страшно захотелось глотнуть своей хваленой микстуры от стоматита: продукт, который, как он только что понял, будет выпущен еще ох как не скоро.

На окраине

Ах ты, черт, жарко в этой долбаной лыжной маске — главный ее недостаток. Но и не думай даже… Дело-то пустяковое — как два пальца обоссать. Место мы изучили, все их привычки семейные назубок знали. Надо отдать Короче должное — вычисление он классно проводит. Да и, к вашему сведению, с этими пригородными лохами работать — проблемы никакой. Все, как один, на полном автопилоте. И быть тому, бля, вечно, и это хорошо для дела, а раз для дела хорошо, то, как говорила когда-то старушка Мэгги, хорошо и для Британии, ну, в общем, что-то в этом духе.

Единственная пакость — дверь открыла баба. Я — в роли вырубалы, ну и вмазал ей прямо в варежку. Она брык — ебанулась назад с таким тяжелым стуком и, типа, лежит там в корчах, будто у нее приступ случился. Но ни звука, не вякает вроде. Ступаю через порог и закрываю дверь изнутри. Сучка валяется передо мной — и противно и жалко как-то. И, знаешь, такая злоба во мне на нее закипела, вот. Бал садится перед ней на корточки и приставляет перо ей к горлу. И вот она, наконец, собирает глаза в кучу и видит прямо перед собой этот нож, так у нее зенки чуть не повылазили. Тут она обеими руками давай за юбку хвататься — к ляжкам прижимает. Я от этой картины просто фигею, будто нам чего от нее надо, вот корова, извращенцев нашла, тоже мне.

Тут Бал начинает ворковать ей прямо в ушко тихим своим вест-индийским говорком:

— Лежи-ка тиха — цила будишь. А шутки играть с нами вздумаишь — так твой белый задница завтра с лапшой скушаю, женсчина.

Бал — настоящий профи, в этом ему не откажешь. Он себе даже под маской глаза и губы затемнил. Тетка лишь пялится на него, зрачки — как блюдца, будто ее только что экстази накачали.

Тут появляется и муженек.

— Джеки… Боже мой…

— ПАСТЬ ЗАТКНИ, КОЗЕЛ ВОНЮЧИЙ! -

ору на него я своим джоковским акцентом. — ЕШЛИ

ЖЕНУШКА ТВОЯ ТЕБЕ ДОРОГА — СИДИ ТИХО, МАТЬ ТВОЮ! УСЕК?

— Он тихо так кивает, мол, согласен, и бормочет что-то вроде:

— Забирайте все, все, но прошу вас…

Перепрыгиваю к нему и мочу башкой об стенку. Три раза: раз — для дела, два — для кайфа (ненавижу таких уродов), и три — на удачу. Потом заезжаю ему коленкой по яйцам. Он со стоном стекает вниз по стенке на пол, жалкий урод.

— Кому сказано — пасть заткнуть! Повторять не буду, — сделаете, как сказано, никому плохо не будет, усек?

Он молча кивает, зашуган вусмерть и только и мечтает, что слиться со стенкой, которую подпирает.

— И, слышь, — короче, захочешь в героя поиграть, твою миссус придется на органы сдавать, поял?