Самая лучшая жена (сборник) - Гилберт Элизабет

Джимми лежал на спине на холодном полу. Каспер сказал:

– Тут тебе бояться нечего, Джимми. Старикан грибник никогда из своей кладовки не выходит. Господи, он совсем чокнутый. Не трогай грибы, Джимми. Надо было тебе сказать, чтобы ты к ним не прикасался без разрешения.

Джимми попытался сесть, но спину его словно свинцом сковало. Он еще немного полежал, надеясь, что онемение отступит. Каспер протянул ему руку, но Джимми покачал головой.

– Ты в порядке, друг? – спросил Каспер. Джимми кивнул.

– Черт, ты небось спину ушиб. Я совсем забыл про твою треклятую спину. Господи, ты уж прости меня.

Джимми снова кивнул.

– Все из-за этого чокнутого, – сказал Каспер и снова протянул Джимми руку. На этот раз Джимми ухватился за руку Каспера и довольно легко встал. Каспер раздвинул пластиковые ленты и крикнул: – Погляди только на этого чокнутого!

Джимми покачал головой. Он поймал себя на том, что дышит очень осторожно.

– Ну, давай. Входить туда не обязательно. Стой тут, отсюда посмотри на этого верзилу. Если не будешь трогать грибы, и он тебя не тронет. Ты должен его хорошенько разглядеть.

Каспер не отставал, и Джимми в конце концов осторожно заглянул в грибную кладовую. Мужчина, охранявший грибы, стоял посередине кладовой. Настоящий великан в коричневом комбинезоне, с длинной каштановой бородой. Он стоял, расставив ноги и сжав кулаки. Джимми Моран и грибник не трогались с места и смотрели друг на друга. Грибник не рычал и не двигался. Джимми медленно попятился назад. Они с Каспером пошли к кабинке.

По пути Каспер сказал:

– Лучшие грибы на всем нашем долбаном рынке.

Джимми сел на ящик рядом с кабинкой Каспера и закрыл глаза. Спина у него затекла, поясница ничего не чувствовала. Сидеть было не легче, и он снова встал.

– Хозяин нанял этого чокнутого пару месяцев назад, – объяснил Каспер. – Раньше этот малый грузовик водил. Из Техаса он, что ли. Толком никто не знает откуда. У него с хозяевами уговор. Он никогда не выходит из кладовки. Я тут просиживаю целыми ночами, Джимми, и я тебе точно говорю: этот чокнутый совсем носа не высовывает из своей кладовки. А эти грибы, Джимми, – лучше этих долбаных грибов ты нигде не увидишь. У хозяев раньше проблемы были – подворовывали у них грибочки, понимаешь?

– Господи.

– Все, теперь никаких проблем. Никто ничего не сворует. Я тебе вот как скажу: если хочешь грибков стырить, сначала придется подраться с этим верзилой чокнутым.

– У тебя аспирин есть?

– Нет, но я тебе кофе налью, балда ты несчастная. А теперь уматывай отсюда, Джимми. Поправляйся. И удачи тебе на выборах, хотя лично я считаю, что ты дурак набитый, и еще я думаю, кто-нибудь тебе всенепременно пулю в затылок пустит очень скоро. Давай забирай свой кофе и катись отсюда. Давай проваливай, а не то все подумают, что я тут кофе на халяву раздаю. Решат, что я свой долбаный бизнес делать не умею.

Джимми Моран медленно шел по запутанным, соединяющимся между собой стоянкам в поисках своей машины. На ходу он размахивал руками, пытаясь распрямить спину. Он думал, что, наверное, выглядит по-идиотски, но ему было все равно. Он шел по дальней автостоянке корейского рынка, и ему было безразлично, что о нем подумают корейцы. Джимми Моран думал о том, что в один прекрасный день корейцы могут захватить весь оптовый овощной рынок в Бронксе, и эта мысль его вовсе не грела. Корейцы работали чуть ли не целыми сутками, а профсоюза у них вообще не было. Они продавали такие овощи, о которых никто сроду не слыхал.

Он устал. За четыре месяца после операции он впервые в своей взрослой жизни стал соблюдать нормальный режим – спал ночью и бодрствовал днем, – и ему было не очень привычно ходить по рынку среди ночи. Оставалось совсем недолго до рассвета. У Джимми ушел почти целый час, чтобы вернуться туда, где он оставил машину. Ярко светил фонарь. Его автомобиль выглядел великолепно. Он обожал свою машину. В эту облачную и сырую ночь под широким лучом искусственного света «крайслер» походил на какого-то морского зверя – блестящий, голубой, мощный, с искрящимися плавниками. Задние фары были похожи на фасетчатые глаза.

В багажнике у Джимми лежал еще один мешок с агитационными значками. Он собирался проехать к северной стороне рынка и раздать значки рабочим нескольких крупных коммерческих складов, расположенных там, до окончания ночной смены. Он поехал на север, минуя один за другим ряды фур, выстроившихся у темных погрузочных платформ. В кабинах грузовиков было пусто и темно. Водители – большей частью южане, как и Джимми, – спали на сиденьях, пока грузчики укладывали товар в фургоны. Носильщики толкали ручные тележки, нагруженные ящиками, лавируя по узким проходам между огромными фурами. Иногда кто-то из носильщиков останавливался и поднимал вверх большой палец в знак похвалы прекрасной машине Джимми Морана. Некоторые носильщики пробегали с тележками перед самым носом «крайслера», едва не попадая под колеса.

Джимми заметил знакомого охранника, который патрулировал автостоянку. Синеватые выхлопные газы стелились у самой земли, и казалось, охранник шагает через пелену тумана. Джимми притормозил, чтобы поговорить с этим дружелюбным поляком, жившим с ним по соседству. Его звали Пол Гадомски. Джимми опустил стекло на окошке, Пол облокотился о капот «крайслера» и закурил сигарету.

– Это что же, пятьдесят восьмой? – поинтересовался Пол.

– Пятьдесят шестой, Поли.

– Красавчик.

– Спасибо. Вот, держи, – сказал Джимми и через окошко подал Полу агитационный значок.

– Это что еще такое? Уж не решил ли ты сбросить Диселло?

– Решил, – сказал Джимми. Боже, как же он устал! – И хотелось бы верить, что я могу рассчитывать на твой голос, Пол.

– Черт, я в твоем профсоюзе не голосую. Не состою я в нем. Головой подумай. Я же не водила. Я коп.

– Это ты головой подумай, Поли. Никакой ты не коп, приятель.

– Все равно.

– Ты же охранник?

– Ну… Уж точно не водила.

– Я был бы рад, если бы ты все равно прицепил этот значок.

– Черт, Джим. Я ношу форму и не могу нацепить агитационный значок профсоюза водил.

– Ладно, ты подумай все-таки, Поли.

– Отнесу домой, пусть ребятишки с ним поиграют, – сказал Пол и сунул значок в карман форменной куртки.

Они были совсем одни на стоянке и заговорили о работе. Пол рассказал, что, когда Джимми отлеживался после операции на спине, одному водителю грузовика ночью перерезали глотку. Пока никого за это не арестовали. Джимми признался, что ничего об этом не слышал. Пол сказал, что тело нашли под днищем машины другого водителя. А тот водитель, какой-то малый, который привез на рынок бананы аж из самой Флориды, божился, что ничего не знает ни про какое убийство, и копы его отпустили. Пол не мог поверить в то, что копы оказались вдруг такими покладистыми. Пол решил, что копы, похоже, не слишком сильно напрягались, чтобы выяснить, что на самом деле стряслось той ночью. Джимми заметил, что так почти всегда бывает, потому что копы – такие же продажные мафиози, как все прочие. Пол точно знал, что тот парень, которого убили, в тот самый день выиграл «трифекту»[20] и похвалялся насчет того, что отхватил кусков двадцать. Еще Пол сказал, что на рынке в последнюю неделю творится сущее дерьмо: копы закрывают складские зоны, задают неправильные вопросы. Джимми заявил, что, на его взгляд, убийство могло произойти из-за борьбы за место на парковке и он бы все-таки заподозрил в этом того малого, доставщика бананов из Флориды. Джимми вспомнил, что в первый год своей работы на рынке видел, как парня забили до смерти ободом от колеса в споре за место для грузовика. Джимми много раз становился свидетелем суровых разборок на стоянках.

Пол сказал, что тут орудует банда долбаных скотов. Джимми с ним согласился, и они с Полом распрощались.

Джимми Моран поехал дальше. Он миновал красивую флотилию рефрижераторов, развозивших овощи и фрукты по супермаркетам и загружавшихся на складах «Бенетти и Перке», главного корпоративного оптовика, поставлявшего продукты во все большие сетевые супермаркеты Восточного побережья. Джимми не знал, кто владеет «Бенетти и Перке», но это был явно жутко, просто жутко богатый человек. Наверняка он сейчас крепко спал где-нибудь в огромном доме с видом на океан.

Просто невероятно, какие огромные состояния каждую ночь вращались здесь, на оптовом овощном рынке в Бронксе. В это никто бы не поверил, кроме тех, кто здесь работал, кто видел, как здесь все делается. Противоураганные заборы, мотки колючей проволоки, охранные прожекторы – все это придавало рынку такой вид, будто здесь находится тюрьма. Но на самом деле это, конечно, была вовсе не тюрьма, и Джимми это отлично знал, знали и все остальные, кто тут трудился. Это была не тюрьма. Это был банк.

Когда Джимми Моран был совсем молодым носильщиком, он и его приятели порой подолгу болтали о том, как бы оттяпать хоть маленький кусочек этих сумасшедших капиталов. Они часами пытались подсчитать, сколько же денег за ночь проходит через рынок. Но, конечно, это была игра для молодежи. Люди постарше понимали, что реальных денег с рынка никак не уведешь, если ты уже не богач.