Прайд окаянных феминисток - Волчок Ирина

Но Полинин брат прав — Любочку охотнее отдадут в полную семью. Благополучную и богатую. Ой, что делать-то? Ведь наверняка есть уже такая семья, и наверняка такая семья готова взять Любочку прямо хоть завтра, а если такая семья из этих, из шустрых, — так никто и смотреть не будет, из каких таких интересов берут ребенка без единого родственника, но с несколькими миллионами. Наверное, и правда ей самой придется замуж выходить. За Полининого брата. Но фиктивного брака он не хочет. А она не хочет фактического брака. Нет, не хочет, не хочет, не хочет! «Как будто тебя кто-нибудь спрашивает», — вдруг услышала она совершенно явственно, будто он над ухом шепнул. Не спрашивает, вот именно. Ярко выраженный тиран и деспот. Танк, прущий напролом. Бэтээр. Покомандуешь таким, как же… И что это за семья будет? Она — феминистка, он — домашний террорист!

Хотя Полина у него выросла совершенно нормальная, не похоже, что ее хоть как-нибудь угнетали. Скорее — наоборот…Ну, так это сестра все-таки, с сестрами мужики гораздо более терпимы, чем с женами…

Бабушке Бэтээр понравился бы. И не пьющий, и от работы не бегает, и живая сестра при нем. Очень, очень живая сестра. К тому же, он сам ее вырастил. Такие живые, бесстрашные, уверенные в себе девочки вырастают только при полном отсутствии даже намека на какое-нибудь угнетение. Еще не известно, как бы он относился к дочери… «Ты мне полдюжины детей нарожаешь…» И руки за спиной скрутил. И смеялся. И облизывал ее лицо! Господи помилуй, какой разврат, какой разврат!.. Последний раз она целовалась больше десяти лет назад, с Толиком, конечно. Ничего хорошего. Но она терпела, потому что муж все-таки. Да и трезвый он в тот момент был. А лет пять назад за ней стал усиленно ухаживать овдовевший папа одного из ее детей. Очень все благопристойно — цветы, конфеты, кино по субботам. Осторожные разговоры о том, что его ребенку нужна мать, а ее девочкам — твердая мужская рука. Ага, как же. Мужик-то был, кажется, нормальный, но твердая мужская рука Наталью сразу насторожила, поэтому до поцелуев дело не дошло, она его усиленные ухаживания постепенно дезактивировала как бы нечаянными, но постоянными упоминаниями о своем махровом феминизме. Мужик поверил, стал задумываться, в конце концов испугался и отстал. Полининому брату она тоже о своем феминизме рассказала. И что? И ничего. О большой семье он мечтает. Давно, уже три дня. И прямо так и заявляет: Полине нужна женская забота, Вере-Наде — твердая мужская рука, Любочке — полная семья, а ему — полдюжины детей. И в отличие от того овдовевшего папы, Полинин брат не осторожничает, долгих разговоров не разговаривает, ее вообще не слушает, прет напролом. Вот уж правда Бэтээр, не зря его так все зовут. Такой муж — это катастрофа, вот что это такое.

— Нет, не хочу, — шепотом сказала Наталья, сердито глядя в темноту. — Нам никаких мужиков в доме не надо.

«Перестань болтать, мешаешь», — очень явственно сказал у нее над ухом голос Полининого брата.

«На вашем месте я бы согласилась, не задумываясь», — так же явственно добавил голос Полины.

Наталья неожиданно для себя развеселилась, даже беззвучно засмеялась, представив эту парочку. Все-таки оба они страшно забавные. Пулька и Бэтээр! Более подходящих им имен придумать просто невозможно. Наступление по всему фронту… Противник вооружен и очень опасен…Но мы не будем выкидывать белый флаг. Зачем выкидывать хорошую вещь, которая еще может пригодиться?

Потихоньку смеясь, Наталья наконец-то уснула. И тут же ей приснился большой белый флаг, просто огромный белый шелковый флаг, из которого Вера-Надя выкраивали свадебное платье для нее. А Полина старательно измеряла ее объемы розовой пластмассовой линейкой и говорила Вере-Наде: «Ужас! Вот в этом месте — пять линеек! Так никакого белого флага не хватит!» А Наталья безуспешно вспоминала, какой длины эта линейка. Если двадцать сантиметров — тогда никакой не ужас, вполне даже ничего. А если двадцать пять или, еще хуже, тридцать, — тогда да, тогда никакого флага не хватит.

И когда в пять часов она привычно, хоть на этот раз и неохотно, проснулась, то прежде всего подумала, что надо эту розовую линейку найти и посмотреть, сколько же там на самом деле сантиметров. Кажется, все-таки двадцать. Пять линеек — это метр. Нормально, еще и похудела на пару сантиметров…А потом она вспомнила, что все это было во сне, и опять подивилась Полининому невиданному дару убеждения. Приснилась, что-то сказала, — а Наталья наяву вполне всерьез ее слова обдумывает! А потом она вспомнила весь сон, и свои мысли перед сном, и неприличное поведение Полининого брата, которое и вызвало эти мысли, и известие о Любочкином наследстве, которое и спровоцировало неприличное поведение Полининого брата…В общем, все по второму кругу. Как же она устала…

А Любочка почему не просыпается? Наталья приподнялась на локте, в полутьме тревожно всматриваясь в крошечную фигурку, калачиком свернувшуюся на соседней кровати. Любочка, наверное, услышала ее осторожное шевеление, мгновенно проснулась, распахнула глаза, настороженно уставилась перед собой, не делая ни малейшего движения. Наконец повернула лицо к Наталье и тихо спросила ясным, совсем не сонным голосом:

— Тетя Наташа, а где Бэтээр?

— Он у бабушки Насти, — так же тихо ответила Наталья. — Спит в твоей желтой комнате. Его будить не надо…Ну, пойдешь ко мне под бочок?

— А Жулька его охраняет?

— Нет, Жулька сегодня нас охраняет. Зачем Бэтээра охранять? Он вон какой большой, сильный и смелый. Он сам кого хочешь охранить сможет.

Наталья поймала себя на том, что говорит почти Полиниными словами и с почти Полининой интонацией, и опять подивилась про себя: надо же, какой дар убеждения у девочки…Или это она, Наталья, сама так думает?

— Если бы Бэтээр спал здесь, Жулька сразу всех могла бы охранять, — рассудительно сказала Любочка. — А так ей разорваться, что ли? Надо всем в одном доме жить. А то кто где…Разве можно? Вы спите, тетя Наташа, я вставать не буду. Я спать буду. Мне сон снился. Как Бэтээр мне кошку принес. Может, еще приснится. Тогда я спрошу, как ее зовут…

Любочка закрыла глаза и тут же уснула. Наталья еще несколько минут лежала, ожидая, не проснется ли она опять. Нет, похоже, скоро не проснется. В последние дни Любочка стала заметно спокойнее, уже не пряталась без конца в темных углах да в лопухах, не плакала во сне и не прятала куски хлеба под подушкой — про запас, вдруг завтра есть будет совсем нечего. И сны ей снятся спокойные, про Бэтээра и про кошку. И уже не вскакивает она в пять утра в страхе. Хотя проблемой охраны, похоже, все-таки до сих пор озабочена. В том числе — проблемой охраны и Бэтээра. Подумать только, что ребенок заявляет: в одном доме надо жить! Это Бэтээр ее подучил, или устами младенца глаголет истина?

Наталья задремала, успокоено поняв, что Любочка теперь часов до семи не проснется, зачем ей просыпаться, когда снятся такие хорошие сны…Наталье тоже какой-то сон снился. Надо бы досмотреть, все-таки интересно, сколько сантиметров в той розовой пластмассовой линейке. Неужели двадцать пять? Тогда лучше не досматривать тот сон, лучше пусть приснится что-нибудь другое.

Вот и накаркала. Ей приснилось другое, совсем другое…Кошмар. В смысле — ужас какой-то. В смысле — нельзя таких снов смотреть. Лучше бы ей приснилась розовая пластмассовая линейка, в которой все тридцать сантиметров. Да хоть даже и тридцать пять! Она и так знает, что на топ-модель не похожа даже с расстояния в пять километров. Ну и что? При ее росте пятидесятый размер — это не повод для переживаний. К тому же, проснувшись, она могла бы найти ту линейку в столе у Веры-Нади — она даже помнит, где эта линейка лежит, — и убедиться, что в ней всего двадцать сантиметров. Но ей приснилось совсем другое! Если снами командует подсознание, то что же такое в ее подсознании творится? От своего подсознания она никак не ожидала такого… такой… порнографии, да. Вот так это называется. Кошмар. Ужас.

Наталья открыла глаза и осторожно глянула на Любочкину кроватку. Похоже, Любочка давно уже встала — ее кроватка аккуратно застелена, обычно так заправляют покрывало под все углы Вера-Надя после того, как все просыпаются, умываются, одеваются и собираются завтракать. Это до скольких же она сегодня спала? Мама дорогая, восьмой час! Со стыда сгореть! И ведь никто не разбудил! В доме тишина, за домом тишина…Нет, за домом кой-какие звуки присутствуют, но какие-то невнятные, совершенно не похожие на обычный утренний шум и гам детей, грохот посуды, стук ножа, треск масла на сковородке, свист закипающего чайника и всего остального. Что случилось-то? Куда все подевались? Вообще-то сейчас бояться уже нечего, наверное…А все равно как-то тревожно.

Наталья встала, не одеваясь, торопливо прошлепала к окну, выглянула в форточку, на всякий случай прикрываясь занавеской. Вот они все, никуда не делись. Ходят на цыпочках вокруг уже почти накрытого к завтраку стола, бесшумно плавают, как рыбы в аквариуме, беззвучно разевают рты, объясняясь исключительно при помощи мимики, таскают в плавниках всякие чашки-ложки, сахарницы-масленки…Полина уронила брату на ногу разделочную доску, тот вытаращил глаза, поджал ногу, беззвучно, но очень понятно проартикулировал: «Пулька, я тебя выпорю», — и свирепо грозит сестре кулаком. Опуская ногу, наступил на что-то хрусткое…