Спи, бледная сестра - Харрис Джоанн

Казалось, я, как по волшебству, перенеслась в пещеру Аладдина, и в этой обстановке Фанни, отколовшая шляпу, снявшая перчатки и распустившая волосы, предстала невероятной красавицей, гигантской мифической Шехерезадой. Ни в облике ее, ни в манерах не осталось и малейшего намека на Хеймаркет — здесь она дома. Фанни провела нас по коридору, мимо широченной лестницы, в уютную гостиную, где уже горел огонь. Перед камином, точно Сфинксы, лежали еще две кошки.

Упав в одно из огромных мягких кресел, я моментально выскользнула из тела, увидела себя, чужую в этой теплой и чувственной обстановке, мертвенно-бледную, как из гроба, и чуть не закричала.

Когда мир снова сгустился, я, будто сквозь кривое стекло, увидела склонившееся надо мной лицо Моза, и отпрянула в необъяснимом отвращении, а комната вращалась вокруг меня, как хрустальный шар, и его глаза безжалостно смотрели в мои глаза.

— Милая девочка, у тебя больной вид. Выпей это. — Я прижалась к Фанни с отчаянной благодарностью, а она протянула мне напиток в медном кубке. Он был теплый и сладкий, как винный пунш, с отчетливым ароматом ванили и гвоздики.

Я попыталась улыбнуться.

— Спасибо, — произнесла я. — Я…

— Что это? — подозрительно спросил Моз.

— Мой собственный рецепт, — лениво ответила Фанни. — Всего лишь тонизирующее средство. Ты что, не доверяешь мне?

— Мне… намного лучше, — произнесла я, с удивлением понимая, что так оно и есть. — Я… прошу прощения, я…

— Чепуха! — возразила Фанни. — Никаких извинений в этом доме. Может, Генри и нравится эта глупая покорность, но я представить не могу ничего скучнее.

— О! — Я не знала, смеяться мне или обижаться на фанни за ее прямоту. И она назвала моего мужа по имени. Но в том, как она ответила мне, было что-то правильное, и эта ее дружеская фамильярность, как ни странно, импонировала мне. Я неуверенно рассмеялась и залпом осушила кубок. Кошки, белая и полосато-коричневая, покинули теплое местечко у очага и подошли обнюхать мой подол. Я осторожно протянула руку и погладила их.

— Мегера и Тисифона, — представила их Фанни. — Кажется, ты им понравилась. Это большая честь, обычно они не очень ладят с незнакомыми людьми.

Я повторила имена.

— Мегера, Тисифона и Алекто.^[24] Очень странные имена. Они что-нибудь значат?

— Мне нравятся древние мифы, — небрежно ответила Фанни.

— Можно… можно мне называть вас Фанни? — спросила я.

Она кивнула:

— Конечно. Не надо со мной церемонии разводить, — посоветовала она. — Я тебе в матери гожусь, хотя, конечно, почтенной дамой меня не назовешь. Выпей-ка еще. — Она вновь наполнила кубок и протянула мне. — Ну, а ты? — Она повернулась к Мозу. Тот, как упрямый ребенок, сидел на единственном в комнате стуле с прямой спинкой. — По-моему, тебе не помешает выпить.

— Нет.

— А мне кажется, стоит, — весело настаивала Фанни. — Может, хоть настроение поднимется.

Моз выдавил кислую улыбку и взял предложенный бокал.

— Спасибо.

— Кажется, ты не слишком рад меня видеть, — сказала Фанни. — Тебе, очевидно, нужно следить за своей репутацией. И все же, дорогой Моз, я бы никогда не подумала, что ты водишься с Генри Честером. Решил на старости лет остепениться?

Моз беспокойно заерзал, а Фанни подмигнула мне и улыбнулась.

— Ну как я могла забыть, ты же у нас теперь благодетель мистера Честера, — добавила она. — Подумать только, ты подружился с Генри! Клянусь, ты станешь трезвенником еще до конца года.

Она резко повернулась ко мне.

— Дорогая, ты просто прелесть. — сказала она. — Как же ты запуталась! С одной стороны Генри Честер, с другой — Моз. Сцилла и Харибда. Будь осторожна: Моз — законченный негодяй, а Генри… ну, я надеюсь, Генри мы обе знаем. Мы можем стать подругами. Конечно, это их обоих взбесит — у мужчин такое странное представление о пристойности! Воображаю, как изумился бы Генри, если б узнал! Но Генри видит не дальше собственных холстов. Даже в твоих глазах, таких ясных и глубоких, он ничего не видит.

Голос у нее был веселый, а слова, как яркие рыбки на мелководье, рассыпались вокруг меня непонятными узорами. Полосатая кошка прыгнула мне на колени, и я с радостью отвлеклась и стала лениво перебирать ее шерсть. Я старалась сосредоточиться на том, что говорила Фанни, но у меня кружилась голова. Я сделала еще глоток, чтобы взбодриться, и сквозь туман нереальности, которым заволокло мир, увидела, что Моз весьма неприятно смотрит на меня. Я хотела что-нибудь сказать, но совсем не умела поддерживать светскую беседу и вместо какого-нибудь вежливого замечания выпалила первое, что пришло в голову: