Марта Квест - Лессинг Дорис Мей

— Не надо так — настанет и твой черед.

Слезы вдруг застлали ей глаза: в эту минуту ей казалось, что Джосс — единственный человек, который всегда понимал и понимает ее, с которым она может вести себя, как ей вздумается, — может даже послать его к черту, добавил сидевший в ней бесенок.

Джосс проводил ее до дверей конторы.

— Ну а что ты скажешь о моем дядюшке Джаспере? — спросил он.

— Он очень славный, — сказала Марта.

— Но ты, конечно, заметила, что он совсем больной человек? — нетерпеливо продолжал Джосс.

— Я этого не знала.

Он раздраженно взглянул на нее:

— История с моим двоюродным братцем порядком подорвала его здоровье, хотя Аб в общем правильно сделал, что уехал.

Она недоуменно смотрела на него.

— Тебе что, ничего не известно про моего двоюродного братца?

— Нет, я даже не слыхала о нем, — виновато сказала она.

— Мой двоюродный брат Абрахам в прошлом году уехал в Испанию, и вот уже много месяцев как мы не получаем от него ни строчки.

— Он сражается в Испании? — не веря своим ушам, спросила Марта.

Опять этот раздраженный взгляд!

— Да что с тобой? Ты, видно, совсем отстала от жизни. — Она виновато кивнула. — Ну так вот: тетка всю вину за это валит на дядю Джаспера. В каком-то смысле оно, пожалуй, так и есть. У ее сына никогда не хватило бы ума и смекалки разобраться в том, что происходит в Испании и на чьей стороне он должен быть… — Марта опустила глаза и покраснела. — Дядя Джаспер, может, и неповоротлив и стар, но он настоящий человек. И Аб тоже настоящий человек, — заключил Джосс, и в голосе его прозвучали зависть и грусть. — Я ведь тоже собирался туда. Если б не родители, я бы непременно уехал. И надо было уехать… — Он помолчал с виноватым видом. — Даже этот дурень романтик, мой братец, и тот сообразил, что надо делать.

— Как? Разве Солли в Испании? — не веря собственным ушам, спросила Марта.

— Нет, он доехал только до Англии, а там спутался с какой-то девчонкой и теперь возвращается. Но он хоть сделал первый шаг в нужном направлении.

— Передай Солли… поклон от меня, — с благоговением в голосе сказала Марта.

— Я передам ему от тебя сердечный привет, — быстро сказал он, и ей было приятно, что он сказал это без большой охоты. — Он всегда был неравнодушен к тебе. А почему — одному богу известно, — добавил Джосс и застенчиво улыбнулся, отчего сразу преобразилось его суровое, замкнутое лицо. — Ну, желаю тебе счастья, — сказал он и направился к выходу. — Да, кстати, я дал твой адрес одним моим друзьям, — уже с порога крикнул он и поспешно сбежал с железной лестницы.

Сидя снова за своим рабочим столом, Марта твердила: Джосс уезжает, Джосс уезжает, — и ей представлялось, что он уезжает на другой континент, а Кейптаун — лишь промежуточный пункт в этой поездке; она уже видела Джосса гражданином Европы, живущим в свободной атмосфере больших городов, — и ей было грустно, она завидовала ему и с горечью думала о том, что ее жизнь проходит впустую, без всякого толку. А ведь она такая хорошенькая, и умница, и вот вынуждена сидеть, как в клетке, в этой юридической конторе. Из этих раздумий ее вывел голос Мейзи.

— Что, приятно провела время? — спросила та, и Марта поняла (хоть и спросила возмущенным тоном: «О чем это ты?»), что улыбалась своим мыслям. Мейзи в ответ лишь добродушно хихикнула и зевнула.

Вся во власти впечатлений от встречи с Джоссом, Марта совсем забыла про Донавана; так продолжалось весь этот день и весь последующий. А под вечер она получила от Джосса письмо:

«Дорогая Марта.

Прилагаю список тех, с кем тебе не мешало бы познакомиться. В городе существует кружок под названием „Левый литературный клуб“ — правда, там только обмениваются мнениями, но и это лучше, чем ничего. Моя двоюродная сестра Джесмайн тоже заслуживает того, чтобы с ней познакомиться, она сейчас рада будет любому гостю — ее очень тревожит судьба моего двоюродного брата Абрахама. Ну, что же еще? Почва у нас, боюсь, не очень благодарная, но даже и в провинции (!) есть чем заняться: например, ты могла бы сводить как-нибудь этого осла Робинсона на митинг — он ведь выдвинул свою кандидатуру в парламент, а потому неплохо было бы внушить ему идейку-другую. Что до моего дядюшки Макса, то это прирожденный фашист, так что не трать на него попусту время.

Марта с большим трудом прочла это письмо — так, скажем, англичанин читал бы письмо, написанное по-шотландски. В нем были намеки, которые, как, очевидно, полагал Джосс, должны быть ей вполне ясны, — это льстило самолюбию Марты, но она их все-таки не понимала. Он не скрывал того, что считает ее лентяйкой, и в то же время приписывал ей качества, благодаря которым она могла влиять на других. Что же это за качества? Марте казалось, что Джосс передает ей какой-то факел. Она перечитала письмо еще раз и поразилась скрытой в нем язвительной злости, а когда дошла до слова «фашист», то невольно фыркнула — настолько оно показалось ей неуместным, — и миссис Басс вопросительно взглянула на нее поверх столов.

Марта пробежала приложенный Джоссом список адресов — их было семь; и ей почему-то вдруг не захотелось видеть ни одного из этих семи людей, с которыми ей предстояло познакомиться и сблизиться. Ее, Марту Квест, считавшую себя такой смелой, свободной, ничем не связанной, смущала уже одна мысль, что нужно взять телефонную трубку и поговорить с незнакомым человеком; и она стала придумывать всевозможные отговорки; она просто не могла заставить себя это сделать.

Но трудности разрешились сами собой, когда через несколько дней зазвонил телефон и тихий, размеренный, неторопливый голос сказал, что говорит Джесмайн: пусть Марта придет завтра во второй половине дня по такому-то адресу. Правда, это не митинг, но Марте, пожалуй, будет интересно. Девушка говорила лениво, даже слегка пренебрежительно, что немало удивило Марту: казалось, Джесмайн, как и Джосса, больше всего привлекали в этой группе как раз те качества, которых недоставало ее членам. Презрение Джесмайн к ним распространялось — или, во всяком случае, так показалось Марте — даже и на самого Джосса: когда было упомянуто его имя, в трубке наступило молчание, точно Джесмайн ожидала, что Марта вместе с ней добродушно посмеется над ним. Но Марта не рассмеялась — ее возмутило такое отношение к Джоссу; и все же она обещала завтра прийти.

Она сказала Донавану, когда он позвонил, желая пригласить ее на очередную вечеринку, что занята, и даже, а это было уж совсем глупо, обиделась, услышав в ответ, что в таком случае он пойдет с кем-нибудь другим.

На следующий день она долго одевалась, а потом, за десять минут до того времени, когда за ней должны были заехать, вдруг скинула костюм, сделанный по совету и даже рисунку Донавана, — белые холщовые брюки и клетчатую рубашку — и надела простое платье. Она почему-то решила, что тот, кто придет за ней, должен быть таким же, как Джосс, раз они придерживаются одинаковых взглядов. Какие только общественные идеи тем или иным путем не проникали в эту комнату! Марта чувствовала, что ее несколько небрежная манера одеваться под мальчишку, которая так нравилась Донавану, сейчас неуместна, — даже это полотняное платье, тоже придуманное Донаваном, показалось ей чересчур вычурным. Она свободно повязала вокруг шеи легкий цветной шарфик, стянула талию вышитым поясом с пряжкой, распустила волосы, локонами рассыпавшиеся по плечам, и стала похожа на крестьянскую девушку. Не беспокоясь больше за свой внешний вид, она вышла к мистеру Пайкрофту. И сразу разочаровалась: он оказался довольно пожилым человеком. Они поехали в город; по пути Марта принялась болтать, зная, что это выходит у нее «прелестно», и в то же время смутно чувствуя, что сейчас ее внешность совсем не соответствует тем манерам, которые привил ей Донаван; но изменить ничего не могла.

День был чудесный; недавно прошел дождь, небо было ясное и чистое, а по нему в ярком солнечном свете легко скользили сияющие, точно омытые, стаи белоснежных облаков. На деревьях в парке блестела нежная свежая зелень, в лужицах на мостовой отражались листва и небо, когда же машина повернула на участок при школе, директором которой был мистер Пайкрофт, эти лужи словно затянуло шершавым коричневым шелком, а по обеим сторонам дороги потянулись сероватые массы густого мокрого кустарника. На лужайке, поросшей темно-зеленой травой, стояло несколько шезлонгов. При виде Марты двое мужчин поднялись с них, и снова она разочарованно подумала: «Но они уже старые».

В самом деле, всем этим мужчинам было между тридцатью и сорока; одеты они были одинаково — в брюки из тонкой шерстяной фланели, открытые на груди рубашки и сандалии, и выглядели одинаково: все высокие, тонкие, поджарые, лысеющие, с умными лицами, в очках. Сказать, что Марта все это отметила или сравнила их с Джоссом, было бы неверно. Когда она встречалась с незнакомыми людьми, она испытывала к ним либо смутную симпатию, либо антипатию. Сейчас она почувствовала симпатию: ей была приятна та слегка снисходительная почтительность, с какой мужчины не первой молодости относятся к юной девушке. Она весело отвечала на их вопросы, понимая, что они любуются ею, да так оно и было. Мистер Пайкрофт сказал, что его жена сейчас придет, она только напоит детей чаем; остальные двое мужчин также извинились за отсутствие своих жен, а Марта, вместо того чтобы — вежливости ради — тоже сказать что-нибудь ни к чему не обязывающее, вдруг выпалила: