Кожа для барабана, или Севильское причастие - Перес-Реверте Артуро

Куарт молчал, боясь прервать ее. Это сделал официант, принесший квитанцию. Куарт взглянул на подпись: нервная, вся в острых углах, похожих на кинжалы. Макарена с отсутствующим видом смотрела на погасший окурок в пепельнице,

– Есть очень красивая песня, – заговорила она наконец, – ее поет Карлос Кано. На слова Антонио Бургоса: «Я помню: пело пианино под пальцами той девушки в Севилье…» Всякий раз, когда я ее слышу, мне хочется плакать… Знаете, существует даже легенда о Карлоте и Мануэле Ксалоке. – Она все-таки улыбнулась – неожиданно робкой, нерешительной улыбкой, и Куарт понял, что она верит в эту легенду. – Лунными ночами Карлота возвращается к своему окну, в то время как шхуна ее возлюбленного поднимает якорь и начинает плыть вниз по Гвадалквивиру. – Макарена рассказала это, наклонившись к нему через стол, в глазах ее снова играли золотистые отблески, и Куарт вновь с беспокойством ощутил, что они находятся слишком уж близко друг от друга. – В детстве я целые ночи напролет подсматривала из своей комнаты, надеясь увидеть их. И однажды увидела. Карлоту – бледный силуэт на фоне окна – и белые паруса внизу, на реке: старинный корабль, который тихо плыл и в конце концов растворился в тумане. – Оборвав себя на полуслове, она откинулась на спинку стула. Она снова была далеко. – После сэра Мархолта, – добавила она, – второй моей любовью стал капитан Ксалок… – В ее взгляде читался вызов. – Вам эта история кажется чепухой?

– Вовсе нет. У каждого бывают свои призраки.

– А какие у вас?

Теперь Куарт улыбнулся ей издалека. Из такого дальнего далека, что Макарена Брунер никогда не сумела бы добраться туда, чтобы узнать, где оно находится и что скрывает, – никогда, даже если бы Куарт прибавил к этой улыбке какие-нибудь слова. А были в этом дальнем далеке ветер, солнце и дождь. Вкус соли на губах. Печальные воспоминания о нищем детстве, о коленках, испачканных влажной землей, о долгих часах ожидания на морском берегу. Призраки юности, зажатой в тиски дисциплины, немногочисленные воспоминания о дружбе и о коротких периодах удовлетворенного честолюбия. Одиночество в аэропорту, одиночество с книгой в руках, одиночество в гостиничном номере. Страх и ненависть в глазах других людей: банкира Лупары, Нелсона Короны, Приамо Ферро. Мертвецы, отягощающие его совесть, – настоящие или воображаемые, в прошлом или в будущем.

– В общем-то, ничего особенного, – бесстрастно произнес он. – Там тоже есть корабли, которые поднимают якорь и больше не возвращаются. И человек. Рыцарь-храмовник в кольчуге, опирающийся на свой меч, посреди пустыни.

Она посмотрела на него как-то странно, словно видела в первый раз. И ничего не сказала.

– Однако призраки, – добавил Куарт после недолгого молчания, – не оставляют открыток в номерах отелей.

Пальцы Макарены Брунер коснулись открытки, все еще лежавшей на столе, текстом вверх: «Здесь я каждый день молюсь за тебя…» Ее губы беззвучно зашевелились, читая слова, которые так и не дошли до капитана Ксалока.

– Не понимаю, – проговорила она. – Открытка находилась в моем доме, вместе с сундуком и другими вещами Карлоты. Кто-то взял ее оттуда.

– Кто?

– Понятия не имею.

– Сколько человек знают о существовании этих писем?

Глаза Макарены были устремлены на него, как будто она не расслышала вопроса и ожидала, что Куарт его повторит, но он этого не сделал. Видно было, что она напряженно размышляет.

– Нет, – наконец пробормотала она. – Это полный абсурд.

Куарт приподнял руку и увидел, как Макарена Брунер чуть подалась назад на своем стуле, следя глазами за его движением, словно опасаясь его возможных последствий. Взяв со стола открытку, он повернул ее к женщине той стороной, на которой была изображена церковь.

– В этом нет ничего абсурдного, – возразил он. – Речь идет о месте, где похоронена Карлота Брунер, – рядом с жемчужинами капитана Ксалока. Это здание, которое ваш муж хочет разрушить, а вы – защитить. Это место, из-за которого я приехал в Севилью, место, где – случайно ли, нет ли – два человека нашли свою смерть. – Он поднял на нее глаза. – Церковь, которая, по словам компьютерного взломщика, называемого «Вечерней», убивает, дабы защитить себя.

Она собиралась улыбнуться в ответ, но улыбка так и не состоялась, перейдя в какое-то встревоженное, отсутствующее выражение.

– Не говорите таких вещей. Мне страшно. В этих словах прозвучало, скорее, раздражение, чем понимание. Куарт взглянул на пластмассовую зажигалку, которую женщина вертела в руках, и понял, что Макарена Брунер только что солгала ему. Она была не из тех, кто пугается по пустякам.

С тех пор как «Вечерня» посетил папский компьютер (это случилось неделю назад), отец Игнасио Арреги и его команда иезуитов – специалистов в области информатики посменно дежурили, наблюдая за центральной компьютерной системой Ватикана. Смена длилась двенадцать часов. Оставалось десять минут до часа ночи, и Арреги вышел в коридор, к автомату, чтобы принести себе кофе. Автомат, проглотив две монеты по сто лир, выдал взамен пустой пластмассовый стаканчик и струйку сахара. Иезуит беззвучно выругался, глядя в окно на темный силуэт дворца Бельведере на противоположной стороне улицы, освещенной фонарями, под которыми как раз проходил ночной дозор швейцарцев. Пошарив в карманах, он нашел еще две подходящих монеты. На этот раз кофе он получил, но без сахара, поэтому вынужден был воспользоваться первым стаканчиком (который, к счастью, не опрокинулся в мусорной корзине), чтобы подсластить напиток. Затем Арреги вернулся в компьютерную, перехватывая обжигающий пальцы стаканчик из одной руки в другую.

– Он появился, падре.

Ирландец Куй, сняв очки, взволнованно протирал их салфеткой, не отрывая глаз от экрана своего компьютера. Другой молодой иезуит, итальянец Гарофи, отчаянно барабанил по клавиатуре второго компьютера, отслеживая непрошеного гостя.

– «Вечерня»? – коротко спросил Арреги, глядя через плечо Куй на дисплей, где мигали красные и синие значки и стремительно проходили файлы, которые перелистывал хакер. Этот компьютер воспроизводил его действия, а компьютер Гарофи пытался идентифицировать и локализовать его.

– Думаю, да, – отозвался ирландец, надевая протертые очки, – Во всяком случае, он знает дорогу и продвигается очень быстро.

– Он дошел до СТ?

– До некоторых. Однако он хитер: не попадается. Отец Арреги отпил глоток кофе, который обжег ему язык.

– Будь он проклят.

СТ – саддукейскими тенетами – на жаргоне ватиканской команды именовались своеобразные информационные лабиринты, устроенные с целью сбить пиратов с пути или заставить их как-то выдать себя, что делало возможной их идентификацию. СТ, поставленные против «Вечерни», должны были вынудить его открыть кое-какие из своих карт, что сделало бы его уязвимым.

– Он ищет ИНМАВАТ, – объявил Куй.

В его голосе, как и тогда, неделю назад, прозвучала нотка восхищения, и отец Арреги бросил хмурый взгляд на шею и затылок молодого священника, который, припав к клавиатуре, держа правую руку на «мыши», пристально следил за продвижением хакера. С этим ничего не поделаешь, подумал он, допивая кофе. Он и сам не мог избежать чувства профессионального восхищения при виде работы какого-нибудь достойного члена компьютерного братства, да еще такого искусного и сумевшего так засекретить себя, как «Вечерня», хотя он и являлся нарушителем и пиратом, из-за которого все они не спали уже целую неделю.

– Ну вот, – сказал ирландец.

Даже Гарофи перестал стучать по клавишам и вонзился глазами в дисплей, по которому сплошной лентой бежал ИНМАВАТ – архив, предназначенный для использования только наиболее высокопоставленными членами курии.

– Да. Это «Вечерня», – произнес Куй тоном человека, узнавшего подпись старого друга.

В наступившей тишине треск пластмассового стаканчика, смятого в кулаке отца Арреги, прозвучал как взрыв. На дисплее Гарофи мигал курсор сканера, соединенного напрямую с полицией и с телефонной сетью Ватикана.

– Он действует точно так же, как и в прошлый раз, – сказал итальянец. – Скачет с линии на линию, чтобы закамуфлировать место входа.

Отец Арреги не отрывал глаз от курсора, двигавшегося то вверх, то вниз по восьмидесяти четырем строчкам ИНМАВАТа. Его команда трудилась несколько дней, устанавливая одну из саддукейских ловушек для того, кто пожелал бы проникнуть в V01A – личный терминал Его Святейшества Папы. Ловушка срабатывала только в том случае, если вторжение совершалось извне: при входе в ИНМАВАТ пирату «садился на хвост» секретный код – разумеется, без его ведома. Когда хакер добирался до V01A, этот сигнал блокировал доступ туда и направлял его по ложному адресу – V01ATS, где никакие его действия не могли причинить вреда, но где он оставил бы свое очередное послание, считая, что оставляет его в личном компьютере Папы.